Newsweek Polska: Что такое трудоголизм? Это слово звучит все чаще...

Яцек Санторский (Jacek Santorski): Это не медицинский термин, как, например, алкоголизм. И правильно, потому что как определить эту зависимость? Зависимость от каких-то условий работы, конкретной деятельности? Кроме того один из критериев зависимости гласит, что абстиненция вызывает страдания, голод, тревожные состояния. Когда я выхожу утром на пробежку, я встречаю под дверями магазинов пару таких несчастных мужчин, реже женщин, которые с нетерпением ждут их открытия. А под редакциями и разными офисами очередей соскучившихся по работе людей как-то не наблюдается.

— В наше время работать можно не только на рабочем месте. И этого огромная заслуга современных технологий, которые появились, чтобы облегчить нам жизнь.

— Вы правы: сейчас этот «наркотик» получить проще. Я привел этот пример, потому что мне кажется, что посвящение работе чрезмерного количества времени, внимания, энергии и прочих подобных неизмеримых ценностей, не связано с механизмами зависимости. Например, ярлык трудоголика часто навешивают на людей, которые страдают обсессивным расстройством личности.

— Что это такое?

— Если упростить, такой человек постоянно стоит у раскаленной сковороды, которая говорит ему: делай что-нибудь, действуй, контролируй, проверяй, собирай, записывай. Некоторые компании выделяют средства на программы «work-life balance» (баланс между работой и личной жизнью). Они заключаются в том, что из коллектива выделяют группу людей, которые слишком много работают, и предлагают им, например, заняться ежедневным бегом. И выясняется, что они начинают злоупотреблять бегом, бегая до нарушения сердечного ритма и боли в коленях, потому что они просто не в состоянии отключить свой «мотор».

— Поляки обожают обезболивающие средства.

— Да, и это как раз связано с неумением жить: вместо того, чтобы прислушаться к своему телу и сказать ему «дорогое тело, ты намекаешь, что в моей жизни чего-то слишком много, я подумаю, как это уладить», мы глотаем таблетку.

— Если говорить про отношение к работе, у тех, кого заставляют бегать, как вы рассказываете, что-то меняется?

— Нет, к девяти часам работы до изнеможения они добавляют четыре часа такого же бега, а потом возвращаются домой и рьяно бросаются делать уборку или очередной ремонт. Одним словом, люди с расстройствами личности, постоянно ищут, что еще можно бросить на эту вечно раскаленную сковороду. Подобные расстройства есть у примерно 15% популяции, среди работников крупных корпораций таких людей может быть до 30%. Ведь такое расстройство воспринимается как достоинство.

— Увлеченность...

— Отдаться работе, быть одним целым со своей компанией и т.д.

— А что происходит, когда такому человеку нечего подбросить на свою «сковороду».

— Тогда он страдает. Бывают люди, которые работают от страха. Они набрали кредитов и чувствуют, будто плывут под поверхностью воды, лишь изредка делая вдох воздуха. С другой стороны, они не способны отказаться от определенного уровня потребления или от мысли, что квартира — это единственное, что у них есть. И вот такой человек, допустим, врач, понимает, что если он не выйдет на свою основную работу, потом еще на пару дежурств и на прием в частной клинике, будет плохо. Одновременно он замечает: жена так волнуется, что не хочет заниматься сексом. Поэтому этот человек хочет произвести некий избыток, чтобы жена успокоилась, секс состоялся, а он сам смог на мгновение забыться. Тогда он начинает работать еще больше. Но я бы не сказал, что работа в данном случае — это навязчивая идея, или что это зависимость. Такой человек работает от отчаяния. Как и те, кто (обоснованно либо нет) считает, что если они возьмут отпуск, то окажутся ненужными, и как только вернуться на работу, будут уволены. Между тем, и, внимание, это будет мой основной тезис: большинство людей, которые работают слишком много, просто не умеют работать или работают в организациях, которые не умеют управлять временем, энергией и активностью.

— Что это значит?

— В большинстве компаний — будь это овощной магазин, отделение какого-нибудь банка или завод — у людей есть ощущение, что они обязаны работать до изнеможения. И если оказывается, что из них можно выжать 100% сил, приходит начальник и пытается выжать 115%. Между тем исследования показывают, что если человек каждые 90 минут делает себе 20-минутный перерыв, он начинает работать эффективнее и гораздо меньше устает. Соответственно, ему нужно меньше времени на отдых, он чувствует себя свежим, не страдает хроническими заболеваниями и т.д.

Есть еще один фактор, из-за которого люди иногда слишком много работают. Это касается и меня: увлечение. Можно делать то, что связано с интересами, ценностями или умениями, реализация которых дает чувство удовлетворения, ощущение значимости, то есть «заводит». И тут возникает любопытная вещь, которую показывают исследования: окрыленные таким образом люди не подпадают под правило падения уровня эффективности после преодоления определенного порога мобилизации. Если работа — это увлечение, то слишком много ее быть не может.

— Но как отличить увлечение от навязчивого состояния?

— Люди, злоупотребляющие алкоголем, часто говорят, что они пьют в компании или для здоровья, и лишь окружение видит, что происходит на самом деле: например, что такой человек выходит из себя, когда не может выпить. Точно так же кто-то может сказать: работа — это моя страсть, а на самом деле он «вкалывает» от страха. Чтобы отличить эти явления нужно понимать себя и наблюдать других. В Великобритании появилось популярное веяние — «mindful leadership». «Mindful» происходит от слова «mindfulness», то есть медитации, не имеющей религиозной составляющей.

— Внимательность к себе?

— Именно. Неврология и бизнес-практика показывают, что менеджеры, использующие эти инструменты, лучше справляются с работой. Это вторая важная сторона темы. Люди, работающие в корпорациях, тратят очень много времени на плохо подготовленные и плохо организованные встречи. Например, вместо того, чтобы решать проблемы, они занимаются доказыванием своей правоты. Уровень самоорганизации и способности к коллективной деятельности обычно очень низок. Вам знакома метафора с тремя сосудами, щебнем, песком и большими камнями?

— Нет.

— Участникам семинара по управлению дают три стеклянных сосуда и мешки с щебнем, песком и камнями. И еще четвертый сосуд, в котором находится идеальная смесь всех трех элементов. Задается вопрос: В какой последовательности нужно бросать материалы, чтобы сосуд идеально наполнился? Сначала...

— Большие камни?

— Разумеется.

— Уф-ф!

— А потом?

— Щебень и песок.

— Если люди делают именно так, тренер говорит: «Браво! А теперь второй вопрос: вспомните свой вчерашний день и подумайте, что в вашей жизни является камнями, что щебнем, а что песком? Посмотрите, как вы наполняете собственный сосуд».

— Вы всегда это умели?

— Нет, но я научился.

— Что же делать, чтобы работа не стала навязчивой идеей?

— Быть внимательным к себе, потому что это не работа становится навязчивой, а мы сами приобретаем расстройство личности.

— Что может служить предупредительным сигналом?

— Например, когда мы не можем прекратить свой поток речи или какую-то деятельность, которой мы занимаемся.

— Бывают журналисты, которые даже в отпуске с болезненным упорством следят за новостями.

— Но ведь можно следить за новостями не из-за навязчивой идеи, а просто из интереса. А если у кого-то в голове пусто, и он ничем не интересуется, тогда на место пустоты приходят навязчивые состояния. Впрочем, один из способов их лечения — стимулирование любопытства.

— Что происходит с чувством собственного достоинства трудоголика, который внезапно теряет работу?

— Зависит, насколько ощущение собственной ценности связано с внешними факторами, а насколько с реальной или воображаемой внутренней оценкой. Люди, в большей степени обращенные внутрь себя, ощущают свою ценность и работая, и не работая. Те же, кто обращен наружу, чувствуют себя неуютно без информации, что их деятельность была кем-то замечена. Работа может быть наркотиком в том смысле, что она позволяет заполнить пустоту.

— Я был недавно в отпуске, и мне показалось, что я соприкоснулся с той пустотой, о которой вы говорите. Чем больше я успокаивался, тем больше мне казалось, что все бессмысленно...

— Это могла быть фаза своего рода разрядки. Если бы вы подождали день, другой, третий, в один прекрасный момент вы могли бы проснуться готовым к очень простым и тонким ощущениям. Некоторые специалисты говорят, что хороший отпуск должен длиться три недели: в первую нас раздражает «абстинентный синдром», потом появляется чувство пустоты, а уже потом зарождается желание новых ощущений. В тот момент становится легко отделить истинные потребности от навязанных желаний. А потом нужно еще несколько дней, чтобы перестроиться на то, что ожидает нас после возвращении. Нужно позволить себе несколько неприятных мыслей, чтобы по приезде домой не оказаться на этапе восхищения чем-то таким нежным, как красота цветов.

— В чем еще заключается хороший отдых?

— В том же, что и хорошая работа: нужно ощущать свое присутствие, быть внимательным и вовлеченным. Здесь и сейчас. И если кто-то умеет быть таким с внуками, с женой, на природе, катаясь на велосипеде, играя в теннис, он будет таким и на работе. И, значит, он умет отдыхать.

— А что с желанием быть востребованным? Ведь работа может нам это дать, а отдых нет.

— В свете научных открытий человек — это существо, которое думает и совершает действия, ориентируясь не на ценности, а на опыт и привычки. То есть я могу говорить, что я так делаю, поскольку хочу быть востребованным. А на самом деле...

— Вот именно, что на самом деле?

— ... все это дофамин — гормон, работающий как амфетамин.

— А что вы можете посоветовать тому, у кого уже нет сил? Приходит он к начальнику и говорит...

— Никогда не говорите начальнику, что у вас закончились силы! Ни в коем случае. С начальниками нужно говорить языком их выгоды.

— То есть?

— Я бы смог больше, если бы у меня был такой-то и такой-то график работы.

— А если он отвечает, что это все ерунда?

— Тогда следует подумать, хотите ли вы работать с человеком, у которого неразвита эмоциональная интеллигентность. Людям в корпорациях недостает смелости, они позволяют втянуть себя в идею, что это «единственная и неповторимая работа». Но жизнь одна, а начальников много.