История, в которую нас просят поверить, такова: В сентябре этого года спортивный врач с 36-летним опытом работы пошел в аптеку в небольшом альпийском городке на высоте 1800 метров над уровнем моря на самом севере Италии. Фредрик Бендиксен (Fredrik S. Bendiksen), среднего роста мужчина, с бритой головой и в очках, твердым взглядом и ясным голосом, должен был выполнить важное поручение одной из лучших лыжных гонщиц в мире.

У Терезы Йохауг, проведшей слишком много дней на слишком сильном солнце, губы потрескались настолько, что на них появились кровавые ранки. Похоже было, что она прошла пустыню без единой капли воды. Нужно было ее лечить. И в пакете врача оказался крем трофодермин (Trofodermin).

Это был спортивный врач, который — как и многие другие спортивные врачи — мог ночами не спать от страха, что кто-то из его подопечных спортсменов может оказаться замешанным в деле о применении допинга. Врач, который устраивал спортсменам перекрестный допрос, стремясь узнать, какие пищевые добавки они использовали. Врач, который бутылку воды никогда не оставлял без присмотра.

Ведь кто-то мог туда что-то подмешать.

Всегда начеку

А кроме того — прошло всего два месяца с того дня, когда лучшему в мире лыжному гонщику Мартину Йонсруду Сундбю (Martin Johnsrud Sundby) пришлось поведать, что у него отобрали победы в гонках, премиальные, что его дисквалифицировали на два месяца из-за нарушения антидопинговых правил. Норвежская лыжная федерация терпеть больше уже не могла. Норвежские спортивные врачи были приведены в состояние повышенной готовности.

Но в тот сентябрьский день в итальянском Ливиньо (Livigno) Фредрик С.Бендиксен даже не удосужится прочитать аннотацию в упаковке крема.

Он и в Google не зашел, не набрал название главного действующего вещества в креме, клостебола, в поисковике.

А самое удивительное в этой истории заключается в том, что он не может объяснить, почему он всего этого не сделал. Он с болезненной точностью помнит все остальное, что происходило в те дни. «Педант», — так его называли. Но вот этого он не помнит. Он «изучал это всю последнюю неделю и днем, и ночью». Он «совершил ошибку». Это «он виноват». Но как же человек, которому платят за повышенную бдительность, мог это проморгать?

Те, кто загуглили трофодермин и клостебол, сразу же обнаружили, что препараты находится в списке запрещенных препаратов WADA. Что в Норвегии они не разрешены. Что пишут о них теми же словами, что о культуризме в Бразилии. В итальянской аптеке, где был куплен крем, говорят, что даже на этикетке указано предостережение: допинг.

Вместо того, чтобы разузнать поподробнее о креме, о котором он мало знал, Бендиксен вложил его в руки Терезе Йохауг.

Раньше она рассказывала о том, как обычно поступает: «Никогда не беру то, что мне предлагают, не проверив это сначала. Будь-то мазь или чай. Проверю и раз, и два, и три раза».

Сейчас она спросила тренера, не внесен ли крем в список запрещенных препаратов. И тем самым вложила свою карьеру и свою репутацию в его руки. Он ответил, что надо начинать лечение. 

В пятницу 16 сентября она сдала обычный, рутинный анализ мочи дома, в Осло.4 октября ей позвонил шеф сборной Видар Лёфсхюс (Vidar Løfshus). И привычная жизнь Терезе Йохауг  моментально изменилась. Потому что такие вещи — не ранки на губах, которые в конце концов проходят.

Женщина в ярости

Однажды Терезе Йохауг была настолько вне себя от радости, что неожиданно бросилась со всего разбега в объятия короля Харалда на Королевской трибуне на Холменколлене. Тогда, в марте 2011 года, она выиграла 30 километров на Чемпионате мира, проводившемся в Норвегии. В четверг, 2050 дней спустя и несколько миллионов крон, заработанных на рекламе и в качестве призовых, она была в глубокой печали. Но самым главным чувством, охватившим ее, была ярость.

Большинство в комнате услышали ее, когда открылась задняя дверь, ведущая в зал для пресс-конференция на стадионе Уллевол (Ullevaal), У нее было красное лицо, красные глаза, она всхлипывала, шмыгала носом и плакала. А потом сделала 25-30 долгих шагов к сцене. Хрупкая и маленькая, в окружении серьезных мужчин.

Рекламные плакаты были убраны в углы зала. Сама она была в нейтральной, «гражданской» одежде. В мире нет такого спонсора, который захотел бы, чтобы его ассоциировали с препаратами из  списка запрещенных.

Ответственный за связи с общественностью, Эспен Графф (Espen Graff) объяснил, что будет. Каждый полминуты со стороны Йохауг, сидевшей справа от него, раздавался глубокий всхлип. Казалось, что ей трудно дышать. Она терла глаза. Прятала лицо в ладонях. Когда ей дали слово, она смотрела на предложения на листочке перед собой: «Я совершенно раздавлена». «Я в полном отчаянии». «Это невозможно описать». И особенно: «Я буду сидеть здесь с прямой спиной и рассказывать все. Я в этом совершенно не виновата».

Читать слова потом — это одно. Но слышать их, как говорится, «вживую», произносимыми ее невнятным, плачущим, а временами и полным отчаяния голосом, — совсем другое. Это было: «послушайте меня, посмотрите на меня, верьте мне», и если это было неискренне, тогда это был Голливуд.

Йохауг рассказала о ранках на губах. О креме. О том, что она сначала попробовала один крем на сборах в Ливиньо, но он не подействовал. Тогда она перешла на трофодермин, уточнив еще раз у врача, не внесен ли препарат в список запрещенных.

И свою речь, продолжавшуюся восемь минут, она закончила так: «Получить незаслуженный допинг-тест — самый страшный кошмар для любого спортсмена. Но я буду бороться и покажу всем, что я (и тут она сильно стукнула по столу перед собой) во всем этом не виновата!»

Эти слова были немного похожи на те, что Мартин Йонсруд написал в письме в Международную федерацию лыжного спорта, когда оказался в ситуации, в какой сейчас оказалась Йохауг. Он писал: «Возможное наказание в связи с теми обвинениями, с которыми я столкнулся, в принципе может сломать меня, мою семью и мое будущее. Если я буду дисквалифицирован в этих гонках, я рискую получить репутацию мошенника, несмотря ни на какие объяснения. Поэтому я по-дружески прошу вас понять, что я соблюдал правила и был уверен в своей правоте».

Тогда вину за то, что Сундбю принимал лекарства от астмы, взял на себя врач Кнут Габриэльсен (Knut Gabrielsen), позже он ушел со своего поста.

Быстро стало понятно, что вчера все повторится. Фредрик Бендиксен должен уйти. Его прощальным приветом после того, как он ответил на заданные ему вопросы, было следующее: если есть какие-то правовые гарантии для спортсменов, Терезе Йохауг не следует наказывать за его ошибку.

Чему мы можем верить?

В истории спорта полно случаев допинга. И в нем примерно столько же странных объяснений применения допинга. И мазь от ранок на губах и близко не стоит от 50 «хитов» в этих объяснениях.

Мы тихо ржали, когда иностранные спортсмены рассказывали свои истории: спринтер Лашон Меррит (LaShawn Merritt), объяснявший свою положительную пробу тем, что принимал средства для увеличения пениса. Бен Джонсон (Ben Johnson), утверждавший, что ему что-то подмешали в его спортивный напиток. Велосипедист Тайлер Хэмилтон (Tyler Hamilton), объяснявший все тем, что у него был близнец, который так и не родился.

Но на этот раз драма разыгрывается у нас дома, в стране нефти, семги и лыжного спорта. В этом единственном виде спорта в мире, где мы всегда — лучшие в мире. Речь идет не о финне, не об австрийце и не о представителе Восточной Европы. И это случилось через несколько месяцев после того, как подобное произошло и с Мартином Йонсрудом Сундбю. Эти двое — лучшие лыжники на земном шаре.

Разбирательство в деле Сундбю едва ли повысило доверие норвежского народа к норвежскому же лыжному спорту. А после дела Йохауг нет ничего удивительного в том, что многие поневоле спрашивают себя: «А во что же нам тогда верить?» Вчера очень многие норвежцы читали шведский Интернет. А что думали они, те, кто смотрел на норвежских гонщиков немного другими глазами?

Шведская газета Expressen: «Лыжный мир увяз», «Она выглядела так же, как Мюлегг (Mühlegg) и «Деталь, которая может уничтожить Йохауг». Коллега — газета Aftonbladet: «Она опозорила Норвегию и спорт вообще» og «Конкуренты презирают Йохауг».

Это конкуренты, которых Йохауг и Сундбю и многие другие норвежцы годами побеждали, обходили и унижали — на одном подъеме за другим, где бы ни оказывался весь этот лыжный цирк. Им говорили: Надо больше и лучше тренироваться. Надо выбирать снаряжение получше, лыжи получше, надо больше скользить, трейлер с лыжными мазями у вас должен быть такой большой, чтобы помещался только в самолетный ангар. Новость о Йохауг для многих из них стала подарком.

Полька Юстина Ковальчик (Justyna Kowalczyk), которая много лет критикует использование медикаментов норвежскими спортсменами, просто выложила в своем Twitter фотографию запрещенной мази и предостережения, что она может считаться допингом.

Режиссура: Норвежская лыжная федерация

На самом деле это должен был быть праздничный день. Норвежская лыжная федерация планировала устроить свое ежегодное «вбрасывание» на стадионе Уллевол, чтобы отметить наступление скорой зимы. Для пущего блеска в Осло привезли 65 спортсменов из шести видов спорта. Приглашения разослали несколько недель тому назад.

Но кое-кто в Норвежской лыжной федерации знал, что это будет за день. Посвященные держали язык за зубами. Делали вид, будто ничего не происходит. Ведь речь идет о компании, которая смогла хранить тайну в деле Мартина Йонсруда Сундбю на протяжении 18 месяцев. Еще за несколько часов до начала большого праздничного мероприятия его хозяйка, тот, кто должен был руководить фотографами, тот, кто занимался вопросами информации и приглашенные спортсмены по-прежнему думали, что все пойдет по плану.

И вот машина Лыжной федерации заработала: спортсменам позвонили и сказали, что все отменяется. Зал для пресс-конференций на Уллеволе прибрали. Натаскали тех пятерых, кто должен был сидеть на сцене. Норвежское информационное агентство NTB накормили информацией: сначала появилось короткое сообщение «Допинг-проба звезды лыжных гонок Терезе Йохауг оказалась положительной», а потом и длинное, которое поведало о креме от трещинок на губах.

Но эффективное решение кризиса никоим образом не отвлекло внимание от главного. Когда лыжный президент Эрик Рёсте (Erik Røste) взял слово, он выглядел так, будто внезапно постарел на десять лет.

«Это грустный день. Во многом даже почти нереальный. Я думаю, все здесь понимают, что то, что не должно было случиться, что просто не могло случиться, случилось».

Случилось. И вопрос сейчас: Что теперь будет?