С субботы 23 января (в Нидерландах — прим. перев.) действует временный комендантский час. С 21:00 до 04:30 никому не разрешено выходить на улицу без уважительной причины, которой, к примеру, является выгул собак, выступление на телепередаче в прямом эфире или работа на общественном транспорте, в медицинском учреждении или в службе доставки еды. Сразу же нашлись умники, которые бросились торговать куртками доставщиков еды, а службы, сдающие собак в аренду, тоже внезапно получили подозрительно большое количество заявок. Пока это шутки.

Кроме того, с воскресенья 24 января в ряде городов страны бушуют ожесточенные беспорядки. Все началось в Амстердаме и Эйндховене, тогда еще под видом «демонстраций против ограничительных мер», которые уже было запрещено проводить. Затем самые разные люди с недобрыми намерениями стали делать свои не очень благие дела. Имена им дают самые разные: от коронавирусных хулиганов, мятежников и бунтарей до футбольных фанатов-головорезов, а мой личный фаворит — одноклеточных. Печально и страшно видеть кадры беспорядков.

Молодые парни, все без исключений в темной одежде, в темных капюшонах и кепках бегают в темноте. Как будто где-то открыли целую банку, в которой находились молодые люди с передозировкой тестостерона, и разбросали их по всей стране. Они вылезают из всех углов и щелей и, по всей видимости, так же быстро опять исчезают.

И все это время они бросая камни, совершая поджоги, мародерствуют и оставляют за собой следы разрухи. Ошеломляя. Запугивая. Именно эти люди вызывают во мне дрожь. Страх. Потому что я, конечно же, тоже была бы беззащитна перед насилием, которое на данный момент обращено против полиции, но зачем бы им останавливаться на этом?

Они, словно точные копии друг друга, выходили на улицы таких городов как Хертогенбос, Роттердам, Гаага, Амстердам, Зволле, Харлем и так далее. Одноклеточные. Они грабят супермаркеты и магазины, владельцы которых только и могут что пассивно взирать на это. «Сколько книжных магазинов, представь, уже разграбили бы?» — шутит одна подруга. Могу себе представить, как группа коронавирусных хулиганов бежит со стопкой книг по философии. Но у меня тоже есть фантазии о жестком подходе полиции.

Не эта слабая «деэскалация». Стреляйте боевыми патронами! Противодействуйте жестко. Если надо, введите армию, танки! Но в разговоре с моим другом я быстро поняла, что это фантазии — не более того. «Что случится, если ты застрелишь какого-то молодого парня»? Конечно же, ситуация накалится гораздо сильнее. «Что случится, если какой-то танк появится на улицах? Представь, что кто-нибудь встанет перед ним»?

Иногда грань между могуществом и беспомощностью крайне тонкая. Там ты стоишь со своим мощным оружием, не имея возможности его использовать. Подобно той гигантской машине с водометом, которой в Эйндховене спустили шину, после чего ситуация вышла из-под контроля.

По телевизору говорят о мотивах этих людей. Но я не хочу их понимать. Я не хочу давать им еще больше простора. Тот способ, которым они захватывают публичную сферу, является таким высокомерным и таким привилегированным. Забирая это пространство, они отнимают его у меня. Я не хочу этого понимать. Мужчины, такие как они, на протяжении веков присваивали себе публичную сферу, где для всех, кто не был гетеросексуальным, или мужчиной, или белым, существовала опасность.

Читаю о двух парнях в центре Зволле, которые «хотели просто пойти и посмотреть» и «желали испытать острые ощущения». Это привилегия, что ты можешь выйти на улицу, не волнуясь о том, вернешься ли домой. Что ты выходишь искать «острых ощущений» просто для развлечения, в то время как мечты, с трудом реализованные, разбиты вдребезги, как стекло. Что вам не нужно бояться за свою шкуру или жизнь, пока тысячи людей, получая кислород, зависят от ИВЛ. Что вы можете анонимно смешаться в толпе, и безумие, благодаря вашему участию, свирепствует еще сильнее.

Это длится уже долго. Каждый год в канун Нового года все снова повторяется. Футбольные матчи (до пандемии) создают сравнимое по степени насилие. Эта история длится веками. Я отказываюсь это понимать.