1 сентября 1939 года вермахт вторгся в Польшу. Два дня спустя, в соответствии с декларациями, гарантирующими их независимость, Великобритания и Франция объявили войну рейху. Гитлер был возмущен. Иоахим фон Риббентроп заверил его, что ни Лондон, ни Париж не вступят в борьбу. Поникший, фюрер обратился к министру иностранных дел Германии: «И что теперь?».

Гитлер не рассчитывал столкнуться с англичанами и французами одновременно. Но до 10 мая 1940 года, кроме нескольких пробных столкновений, англичане и французы так ничего. В тот день немецкие войска вторглись в Голландию, Бельгию, Люксембург и Францию. Прогноз о долгой и трудной кампании не оправдался. Сорок шесть дней после того, как это сделали бельгийцы и голландцы, вскоре после того, как Британские экспедиционные силы (БЭС) были эвакуированы из французского Дюнкерка в Англию по ударами немцев, Франция капитулировала.

Что же случилось, как лучшая в мире армия могла уступить врагу поле боя всего за несколько недель? В течение многих лет специалисты ломали себе голову, чтобы найти этому объяснение. Многие считали блицкриг, молниеносную войну, которая уже была проведена в Польше, главным фактором победы Германии. Отрицать это не приходится, но большинство исторических событий происходят из-за ряда факторов.

Тяжкая победа

В 1918 году французская армия заявила о себе как о главном победителе Великой войны. Но какой ценой ей это далось! Почти полтора миллиона погибших и восемьсот тысяч изувеченных — уничтожено целое поколение. Неудивительно, что среди выживших было распространено полное неприятие войны.

С тех пор внешняя политика Франции стремится к миру посредством разоружения, о чем свидетельствует международное соглашение Бриана-Келлога 1928 года. Между тем, огромные суммы денег вкладывались в строительство, казалось бы, непреодолимой системы обороны, линии Мажино, в ущерб срочной модернизации Вооруженных Сил.

В немецком обществе, с другой стороны, было сильное желание отомстить. Правда, в Рейхсвере, навязанном Версальским договором, было всего сто тысяч человек, но их подготовка была превосходной. Новые виды оружия испытывались и за рубежом, предпочтительно в СССР, а молодежь поощрялась к активностям, которые модно было бы применить на поле боя — например, к изучению летного дела.

Таким образом, когда Адольф Гитлер пришел к власти в 1933 году, он обнаружил, что основная структура будущего вермахта у него уже сформирована. Оставалось только расширить ее. Кроме того, хорошо это или плохо, вооруженные силы Германии находились под единым руководством, то есть под руководством лично фюрера, которому призваны были помогать два генеральных штаба (Верховное командование вермахта ОКВ и Верховное командование сухопутных войск ОКХ). Это и вправду обеспечило единство действий и командования.

Французские вооруженные силы, с другой стороны, зависели от различных министерств: национальной обороны, военно-морского флота, военно-воздушных сил и колоний с соответствующими интересами. Чтобы избежать трений, был создан Национальный совет обороны, состоящий из политиков и военных, но он так никогда и не добился эффективной координации.

С другой стороны, моральный дух французских призывников, подорванный многолетней пропагандой пацифистов и коммунистов, был не лучшим и усугублялся пренебрежением к собственным офицерам. А вот в Германии молодежь в целом видела борьбу с Францией первоочередной задачей, при этом товарищество между командирами и войсками поощрялось.

Противопоставление военных доктрин

Французская военная доктрина была прежде всего оборонительной. Опираясь на опыт Первой мировой войны, она придавала большое значение огневой мощи в ущерб мобильности. Она полагалась на мощную артиллерию, но не имела четкой бронетанковой доктрины. Средние и тяжелые танки считались спутниками пехоты и распределялись между батальонами, а не выделялись в ударные группы, как у немцев.

Не было налажено и сотрудничество между сухопутными и военно-воздушными силами (ВВС). У Франции ВВС были бы посредственными и страдали от отсутствия транспортных самолетов. Это контрастировало с наличием у немцев самолетов «Юнкерс Ю-52», которые даже были способны снабжать с воздуха ушедшие в прорыв части до прибытия дивизионного квартирмейстера (офицер снабжения — прим. ред.).

Транспорт в обеих армиях был в основном гужевой (на лошадях), однако немцы рассматривали бронетанковую дивизию (Панцердивизию) как основную тактическую единицу. Полностью моторизованная, она должна была прорвать фронт мощным и неожиданным ударом в определенной точке (Schwerpunkt), после чего наступающая часть должна была, не останавливаясь, рассредоточиться позади вражеского фронта, уничтожая его линии связи, снабжение и командование, чтобы подавить оборону противника. Закрепление успеха было оставлено другим подразделениям.

Для этого требовалась быстрая и гибкая система командования, в которой после указания цели офицеры на местах оставались бы свободными в действиях. Здесь было необходимо руководство, так же как и воздушная разведка и связь. И они обеспечивались: почти каждый немецкий танк имел радио.

Точно так же осуществлялось тесное сотрудничество между сухопутными войсками и авиацией, причем последняя действовала как своего рода летающая артиллерия, чего не хватало французам.

Вся эта новая форма войны будет называться "блицкриг".

Бельгийская цель

Сначала союзники были убеждены, что немцы хотели повторить вариант плана Шлиффена времен Великой войны (так в Западной Европе до сих пор называют Первую мировую войну — прим. ред.). Ожидалось, что немцы вторгнутся во Францию через Бельгию, нарушив ее нейтралитет, но вместо того, чтобы повернуть свое правое крыло на юг, как это предполагалось по плану генерала Шлиффена, немцы могли повернуть на север, чтобы завоевать бельгийское побережье.

В ответ на это французский генеральный штаб разработал план Диль-Бреда, который предусматривал размещение лучших французских сил в естественном укрепрайоне, сформированном реками Мёз и Диль, на бельгийской территории. Там предполагалось нанести поражение нападающим в оборонительной битве. На франко-германской границе будут силы второго порядка под защитой линии Мажино и Арденнского леса, считавшегося непроходимым.

Беда была в том, что бельгийское правительство, чтобы сохранить нейтралитет, не позволяло французам размещать войска на бельгийской территории, пока не стало ясно, что Германия нападет, о чем оно узнало только в самый момент вторжения. Союзные войска не могли быть развернуты до прибытия войск вермахта.

Однако ряд обстоятельств заставил немцев изменить свой первоначальный подход. Генерал штаба Эрих фон Манштейн, который работал параллельно с ОКХ, проконсультировавшись с главным экспертом Рейха по бронетехнике генералом Гейнцем Гудерианом, пришел к важнейшему выводу: немецкие танки смогут пробиться через Арденны.

Манштейн разработал вариант примитивного плана, который стал известен как «план Гельб». Он установил, что наступление на Бельгию, а теперь и на Голландию, станет вторичной атакой в качестве отвлекающего маневра. Напуганные союзники направят туда свои лучшие силы, в то время как основные силы немцев будут брошены на неохраняемые Арденны, с прорывом в Седан. Достигнув цели, немецкие бронетанковые части должны были направиться на север, обходя противника с тыла.

Вариант был отвергнут ОКХ, и Манштейна отослали из войск, чтобы не мешал. Но он успел изложить свои идеи самому фюреру, который вскоре присвоил их: «Из всех генералов, с которыми я говорил о новом плане для западного фронта, Манштейн был единственным, кто понимал меня».

Войска и вооружение

Желтый план (план «Гельб»), как известно, был в целом хорошо выполнен, и результат превзошел все ожидания. Противник оказался нре на высоте. Французский солдат достойно сражался, но французские офицеры оставляли желать лучшего. Морис Густав Гамелен, который руководил действиями французов из своего Генштаба, в своем 68-летнем возрасте и с воспоминаниями о первой мировой, оказался не готов к войне нового типа. Координация, причем не только у французов, но и у англичан отсутствовала. А тенденция к хаосу, усугубляемая тем, что бегущее гражданское население блокировало дороги и мешало передвижению войск, была еще более выраженной.

Что касается французского вооружения, то, несмотря на отсутствие автоматического оружия на уровне взвода и роты, оно было хорошего качества. Численно французская артиллерия превосходила немецкую, хотя и не имела зенитных средств — хотя бы чего-то вроде немецкого 88-мм зенитного орудия. В распоряжении французов была 47-мм противотанковая пушка, но в недостаточных количествах.

Его средние и тяжелые танки были на одном уровне с танками противника, особенно Somua S-35, хотя им мешали два серьезных конструктивных недостатка: нехватка радиоприемников и слишком маленькая башня. Командир танка выполнял слишком много задач: командование, наведение на цель, зарядка орудия, прицеливание и стрельба. Это контрастировало с большими башнями немецких Pz-III и Pz-IV, позволявшими разграничивать роли командира танка и наводчика. У немецкой модели оказалось больше эффективности.

Одной из сильных сторон вермахта была превосходная коммуникация. Командиры были на месте, цепочка командования была упрощена, и информация поступала в режиме реального времени, что облегчало немедленную поддержку. Великолепны была и силы люфтваффе, военно-воздушный флот немцев, вскоре захвативший воздушное пространство. Устаревшие Военно-воздушные силы Франции не могли с ним тягаться.

Союзные силы никогда не опережали по скорости немецкого противника. Только в конце они поняли, что единственный способ борьбы с Блицкригом — хорошо скоординированное отступление, чтобы исчерпать возможности противника. Но для Франции было уже слишком поздно.