Когда Уинстон Черчилль в 1951 году вернулся на Даунинг-стрит, один из его биографов произнес ставшую знаменитой фразу о том, что он «славно не соответствует занимаемой должности».

Сейчас оценка Роя Дженкинса (Roy Jenkins) обрела новый вес, поскольку обнаруженная недавно служебная записка свидетельствует о том, что в своей любимой стратегии холодной войны Черчилль отдавал предпочтение нанесению ядерных и бомбовых ударов по России и Китаю с тем, чтобы заставить их повиноваться.

Эта шокирующая стратегия угроз 20 или 30 городам изложена в служебной записке генерального директора «Нью-Йорк Таймс» Джулиуса Окса Адлера (Julius Ochs Adler). В ней рассказывается о разговоре в доме Черчилля в Кенте, который состоялся 29 апреля 1951 года. Во время обеда 76-летний государственный деятель пил шампанское из бокала «необычной формы и размера», вмещавшего "как минимум в два раза больше вина, чем бокалы остальных обедавших". Черчилль, который в то время возглавлял оппозицию, сетовал на то, что британо-американская совместная политика в отношении России «слаба и не агрессивна».

Адлер писал: «Затем Черчилль довольно резко попросил меня назвать количество имеющихся у нас [США] атомных бомб, а также дать оценку российского арсенала. Я ответил, что, к счастью, не вхож в высшие круги правительства, а следовательно, не обременен знанием столь устрашающей тайны».

Этот бывший офицер армии США продолжает рассказ в своих мемуарах: «Затем Черчилль ошеломил нас во второй раз, заявив, что, будь он премьер-министром и сумей заручиться согласием нашего правительства, он бы предъявил России ряд условий… в форме ультиматума. Русские бы отказались, и тогда следовало проинформировать Кремль, что, если он не передумает, мы сбросим атомные бомбы на 20 или 30 городов».

«Одновременно мы должны будем предупредить их о необходимости срочно эвакуировать гражданское население всех поименованных городов. Черчилль полагал, что русские снова откажутся рассмотреть наши условия. Тогда мы должны будем нанести удар по одной из целей, а в случае необходимости и по другим. Определенно, после третьего удара паника возникнет не только среди гражданского населения, но и в Кремле, и тогда наши условия будут выполнены».

Адлер сказал Черчиллю, что американский народ «никогда не согласится на такую форму превентивной войны, он пойдет на применение атомного оружия исключительно в качестве ответной меры». А еще он напомнил Черчиллю, что «Британии и США надо учесть мнение многочисленных партнеров, которые могут отвергнуть такую политику».

Вскоре после этого подали портвейн.

Руководитель отдела истории Эксетерского университета Ричард Тойе (Richard Toye), обнаруживший эту записку среди бумаг «Нью-Йорк Таймс», рассказал, что Черчилль выступал за осуществление такой угрозы еще до августа 1949 года, когда у Советского Союза не было ядерного оружия. Откровением стало то, что он не отказался от данной затеи и в 1951 году. «Можно усомниться в его способности здраво рассуждать на тот момент», — сказал Тойе.

Профессор добавил, что не считает ультиматум «умной» идеей, и что та стратегия, которую проводил в жизнь Черчилль, находясь у власти, была «намного лучше».

«Став премьер-министром, он вел себя не очень угрожающе», — отметил Тойе.

Хотя Адлер говорит, что был ошеломлен некоторыми заявлениями Черчилля, в его словах просматривается расположение к этому человеку. Он рассказал, как Черчилль заметил у ворот своего поместья двух женщин с детьми. «Он резко прекратил беседу и весело помахал им рукой. Вся серьезность исчезла с его лица, и вместо нее появилась улыбка».

Явный элемент провокации

С одной стороны, угроза нанести ядерный удар по людям вызывает шок, пишет Тойе. С другой стороны, в защиту Черчилля можно сказать то, что если озвучить достаточно серьезную и убедительную угрозу, осуществлять ее не придется.

Он действительно хотел положить конец холодной войне и считал, что вместе с другими Великими Людьми сумеет выработать такое решение, которое предусматривает непреклонную твердость и угрозы, вызывающие сегодня ужас.

У меня есть подозрение, что в этом присутствовал элемент игры, провокации. Когда он говорит, что это надо сделать, возникает несколько интересных вопросов. Когда он это говорит? И кто, по его мнению, должен это сделать?

Имеет ли он в виду, что сделает это сам, вернувшись на пост премьера? Или он хочет, чтобы это прямо сейчас сделал президент Трумэн?

Что он делает? Излагает свои мысли людям, которых считает влиятельными, чтобы те растиражировали их и повлияли на американскую администрацию? Такое возможно. Но он точно говорит много такого, что Адлеру кажется неожиданным и даже шокирующим. Судить его можно, сравнивая то, что он сказал и что сделал.

Мне кажется, реальная стратегия, которую проводил в жизнь Черчилль, находясь у власти, была намного лучше всего того, о чем он вел речь за тем памятным обедом.

Он явно считал, что управление государством существенно отличается от пребывания в оппозиции. И я думаю, что некоторые из этих диких заявлений неразрывно связаны с его желанием выступить с нападками на лейбористское правительство и разнести его в пух и прах. Это говорит о том, что у Черчилля были решения, позволявшие все сделать правильно.