В начале эпидемии коронавируса позиция Швеции привела меня в ужас. Казалось странным отказываться от стратегии, которой придерживается весь мир, и надеяться, что все устроится само собой.

Потом я подумала, что, наверное, ошибаюсь. Ведь шведы всегда умели принимать правильные решения. Например, они были правы, когда отказались от евро — от этого Швеции только польза. У шведов хорошо развита интуиция в вопросах тактических решений. Похоже, они всегда знают, что для их страны лучше всего.

В Россию коронавирус пришел сравнительно поздно. Я не поверила заявлениям Путина о том, что Россия в безопасности. Но все же подумала, что вирус может распространяться в России иначе, чем на Западе. В России пожилые люди не ходят по улицам так активно. Там пожилых людей вообще меньше, чем на Западе: средняя продолжительность жизни в России значительно короче, особенно у мужчин. Сейчас Швеция находится на первом месте по числу скончавшихся от вируса в соотношении с количеством населения. Россия находится на третьем месте по количеству зараженных, и вполне возможно, что пик эпидемии в стране еще не достигнут.

Шведское и российское общество — настоящие противоположности. И сейчас они столкнулись с большими трудностями.

Причина трудностей Швеции — нежелание ограничивать свободу своих граждан. В Швеции свобода человека — главная ценность. Россия же столкнулась с проблемами потому, что ограничение свободы людей — главная мера, используемая государством. Россию можно назвать авторитарной страной, в которой свобода человека всегда была чем-то второстепенным.

Здравоохранение Швеции — одно из лучших в мире. Поэтому у Швеции достаточно ресурсов, чтобы лечить пациентов с коронавирусом. Российское здравоохранение, в свою очередь, пребывает в ужасном кризисе, и у регионов нет ресурсов, чтобы лечить большое количество зараженных.

Швеция не меняет стратегию и надеется, что на каком-то этапе число зараженных все же начнет снижаться, а у граждан страны появится коллективный иммунитет. В России же думают только о том, как сохранить президенту власть. Поэтому ограничения снимают по примеру Запада, хотя в России пандемия находится на другом этапе развития. В Кремле боятся краха экономики и протестов.

Большинство граждан Швеции по-прежнему поддерживают правительство. В России же правительству никто не доверяет.

Какие выводы могут из этого следовать? У Швеции были все предпосылки, чтобы справиться с вирусом — но страну, похоже, погубило излишнее доверие к чиновникам и специалистам. У России же не было предпосылок к победе над вирусом: руководство страны слишком слабое, а регионы — слишком бедные и коррумпированные.

Мнение, что у авторитарных стран есть больше предпосылок для успешной борьбы с вирусом, ошибочно. Как и мысль, что демократия всегда права.

Я уверена, что главный эпидемиолог Швеции Андерс Тегнелль (Anders Tegnell) никогда не признает свою ошибку. Его стратегия в борьбе с вирусом стала вопросом репутации не только для него самого, но и для всего правительства, а также для многих шведов лично.

Тегнелль очень популярен в Швеции, он — культовая персона. В стране продаются футболки с его фотографиями, и газеты по-прежнему продолжают его восхвалять.

В России руководителям не надо признавать свои ошибки. Здесь выборы трудно назвать честными, и руководители знают, что в любом случае останутся у власти. Но для Путина важны результаты опросов общественного мнения, и сейчас его популярность продолжает падать. Путин пытается решить эту проблему, сваливая всю ответственность на губернаторов. Эта стратегия неважно работает.

Я регулярно получаю сообщения от своих друзей, которые считают, что угроза коронавируса преувеличена. Как это принято в России, все говорят о теориях заговора и рассуждают, кому выгоден коронавирус.

Однако у коронавируса нет никакого смысла. Вирус ищет возможность выжить, и когда ему не удается ее найти, он умирает.

Для успешной борьбы с вирусом существует несколько стратегий. Предпосылками являются действующая система здравоохранения, демократическая система и, судя по всему, осторожность во время реализации выбранной стратегии.