Глобальное потепление, безусловно, является одной из главных причин пожаров, охвативших этим летом Сибирь. Однако масла в этот огонь подливают экономия средств на пожаротушение и отсутствие инфраструктуры для борьбы с природными катастрофами

Пожары в Сибири охватили территорию более 3 миллионов гектаров. При этом большинство пожаров находится в так называемых «зонах контроля», в связи с чем региональными властями было принято решение их не тушить. О ситуации в Красноярском крае oDR рассказал Александр Колотов — директор экологической организации «Плотина», член общественного совета при Министерстве лесного хозяйства Красноярского края.

— Александр, что происходит у вас в Красноярском крае сейчас, какая сложилась ситуация в связи с пожарами?

— Официальным источником данных по лесопожарной обстановке в Красноярском крае является карта лесопожарного центра, которая обновляется более-менее в режиме реального времени каждый час. Сейчас их сервер работает со значительными перебоями, встает и снова рушится — видимо, многие хотят увидеть, что на самом деле происходит в Красноярском крае.

По состоянию на 2 августа пожары преодолели отметку в один миллион гектаров, 130 действующих лесных пожаров сейчас бушуют на площади в 1,11 миллиона гектаров. Это только на территории Красноярского края, не считая соседние регионы.

Кроме площади и количества очагов пожаров, карта Лесопожарного центра еще содержит информацию о том, сколько из них находится в так называемой «зоне контроля», а сколько тушится и сколько ликвидировано. Вы, наверное, знаете, что с 2015 года в России введено такое понятие как «зона контроля лесных пожаров». Это означает, что если пожар происходит в зоне контроля, то решение тушить или не тушить пожар принимает региональная комиссия по предупреждению и ликвидации чрезвычайных ситуаций. Как правило, эти решения принимаются в рабочем порядке, но уже выработан механизм, что пожар в зоне контроля тушить нецелесообразно. Считается, что тот ущерб, который он принесет, не превысит затрат на его ликвидацию — то есть, тушение экономически невыгодно.

На самом деле, ничего необычного в этой идее нет. В Канаде, где тоже есть северные леса, не все пожары тушатся. Другое дело — как этот принцип реализуется. Мы видим, что с 2015 года общая площадь пожаров не уменьшается, а только растет. Почему? Потому что распределение этих зон контроля было проведено таким образом, что подавляющее большинство возникающих в тайге пожаров возникают как раз там, где их тушить «нецелесообразно». Например, буквально сегодня утром, я посмотрел, что у нас в зоне контроля в Красноярском крае 95-99% всех пожаров находятся именно в зонах контроля, то есть, они не тушатся на вполне законных основаниях. В той же Канаде сейчас на зону контроля приходится только половина всех пожаров. Это несопоставимые вещи.

Сейчас специалисты говорят о том, что если бы месяц назад было принято решение тушить все пожары, до которых технически мы могли дотянуться — мы имели возможность сбрасывать парашютистов-пожарных, локализовывать очаги возгорания — то, возможно, мы бы не имели лесных пожаров такого масштаба, как мы имеем сейчас. Хотя не исключено, что если бы месяц назад пожарные героически полетели тушить все эти очаги возгорания в зонах контроля, к ним на следующий день не пришла бы прокуратура и не стала интересоваться: «Нам кажется, у вас нецелевое использование средств, вы же должны тушить пожары, которые только в непосредственной близости от населенных пунктов и объектов экономики, а вы почему-то тушите те, что расположены далеко».

Первый урок, который нужно извлечь на будущее — это пересмотреть границы зон контроля, они необоснованно расширены. Это недопустимо, что 99% пожаров находятся в зоне контроля, и мы спокойно наблюдаем за тем, как горит наша тайга.

— Каким образом высчитывается экономический ущерб от пожара? Что включено в понятие «ущерб»?

— Можно сказать, что экономический ущерб меряют только с лесопромышленной точки зрения: объемы поврежденной или уничтоженной древесины умножают на определенные ставки и специальные коэффициенты. Конечно, не считается ни воздействие на здоровье, ни упущенная выгода, ни долговременные последствия для жизнедеятельности любого населенного пункта, сутками вынужденного функционировать в дыму. Естественно, эта методика несовершенна и она учитывает самый простой аспект того, что можно быстро подсчитать.

Красноярск и сотни населенных пунктов многие дни ежедневно были в зоне задымления, люди постоянно были вынуждены дышать продуктами горения — очевидно, что это неблагоприятно сказывается на здоровье, но при этом режим неблагоприятных метеоусловий так и не был объявлен. Режим НМУ — это административная мера, согласно которой все предприятия-загрязнители атмосферного воздуха должны принять комплекс мер, который снижает уровень выброса вредных веществ в атмосферу. При этом руководство Среднесибирского управления гидрометеослужбы заявило о том, что нет факторов, по которым можно ввести этот режим неблагоприятных метеоусловий, или, как его иногда называют, «режим черного неба». Почему? Потому что все ведь в норме, вместе с Роспотребнадзором выполняются заборы проб воздуха, и все оказывается в допустимых пределах. Тем не менее, многие люди ходят в масках по улице, чтобы защититься от сажи и пыли — и это еще одно наглядное доказательство тому, как мало доверия к официальному мониторингу воздуха. Загрязнение воздуха видно невооруженным глазом, а официальная власть при этом говорит, что все в порядке, нет причин вводить режим черного неба.

— Какие критерии ущерба нужно включить, на Ваш взгляд?

— Если мы должны все переводить в экономическую плоскость и монетизировать, то в идеале я ввел бы понятие экосистемных услуг, которые оказывает лес. Некоторые ученые пытаются считать, сколько в денежном эквиваленте стоит, допустим, один гектар неповрежденного ценного леса. Я думаю, это были бы большие цифры, и при любом пожаре мы были бы обязаны высылать пожарные самолеты, задействовать все доступные средства пожаротушения. Это идеалистический вариант, даже, скорее, романтический.

С точки зрения реального положения дел, то, что можно сделать прямо сейчас — это, как минимум, посмотреть, расположены ли зоны контроля в освоенных лесах, там, где есть лесовозные дороги, инфраструктура. Если да, то, разумеется, не надо включать эти освоенные территории в зону контроля. Если там есть вырубки, то почему же мы должны сидеть сложа руки, связывать свою авиалесоохрану по рукам и ногам, и наблюдать, как горит лес на этой территории?

— Как сейчас осуществляется тушение пожаров хотя бы в тех местах, куда можно добраться?

Сейчас к нам переброшены уже не только федеральные силы МЧС, но и министерство обороны получило приказ тоже подключаться к тушению пожаров. Я не думаю, что это в корне изменит ситуацию, всех возможных сил сейчас не хватит, чтобы потушить все пожары. Говорят, что сейчас горит три миллиона гектаров леса на территории Сибири, потушить человеческими силами это нереально. Единственное, что может потушить огонь — это дождь, обильные осадки, которых мы все здесь ждем.

Когда местные жители и экологические организации требовали еще две недели назад задействовать больше авиации, привлечь федеральные ресурсы, нам говорили, что в северных районах края нет таких аэродромов, где может базироваться лесопожарная авиация. Это, конечно, вызывает недоумение. Последние 15 лет у нас в крае мы только и слышим о том, как хорошо мы осваиваем Нижнее Приангарье, как планомерно развиваем его инфраструктуру. Теперь в Нижнем Приангарье все затянуто дымом вот уже практически месяц, а инфраструктуры для авиалесоохраны как не было, так и нет. Хотя такая сложная ситуация с лесными пожарами там далеко не первый год, просто в этом году ветер дует в другую сторону: обычно вся эта сажа и дым уходят на север. В этом году ветер переменился, дым отечества сначала почувствовал на себе Красноярск, а потом уже и все остальные крупные города, расположенные западнее. Поскольку современные горожане не привыкли сутками вдыхать продукты горения, то традиционные ежегодные лесные пожары в Красноярском крае наконец-то привлекли к себе внимание федерального правительства.

Эта ситуация ненормальная, чрезвычайно аномальная, но, к сожалению, она повторяется все чаще и чаще в последние годы. Эти три миллиона гектаров, которые сейчас горят — вовсе не рекорд пожаров в Сибири, горело гораздо больше. Все эти аномальные события, в том числе, и наводнения, и сухие лесные грозы — это все признаки глобального изменения климата. Эти аномальные явления становятся все чаще и они происходят все более интенсивно. Это подтверждается каждый год. Думаю, что вряд ли это все прекратится в будущем. Надо к этому теперь адаптироваться.

С другой стороны, нельзя все списывать на бессилие перед природными факторами. Наряду с природными причинами пожаров, еще есть много пожаров, вызванных деятельностью человека. Широко распространена версия, что леса поджигают для того, чтобы скрыть незаконные рубки. И действительно, антропогенный фактор как причина пожаров вносит колоссальный вклад. Одно дело — сухие грозы в безлюдных местах, другое — пожары в освоенных лесах. Когда губернатор говорит, что 100, 200, 300 лет назад в Сибири было тоже самое и бушевали такие же лесные пожары, я не готов с ним согласиться. Сибирь была не так населена и освоена в то время, да и люди вели себя ответственнее. А тут — выброшенный бычок на окраину проселочной дороги, осколки бутылки, которые как линза зажигают сухой мох — и все, этого достаточно для того, чтобы пожар начался. Просто из-за того, что по лесу прошел человек.

Еще одна распространенная причина поджигания лесов — получение разрешения на вырубку. Пускают маленький пожар и потом идут официально, чуть ли не бесплатно, получают разрешение на санитарную рубку, чтобы затем снять с этого участка вполне хорошую древесину.

— Нередко к тушению лесных пожаров присоединяются волонтеры и экозащитные организации. Что может сделать гражданское общество в нынешней ситуации, когда огонь, действительно, находится в труднодоступных местах и потушить его, как вы сами говорите, человеческими силами уже невозможно?

— Первый урок мы уже извлекли. Оказалось, что для того, чтобы власть стала действовать, нужно было, чтобы пожар, по крайней мере, в Красноярском крае, перевалил за отметку в один миллион гектаров. Было меньше миллиона — губернатор говорил, что все нормально, ландшафтные пожары были всегда, и сто и двести лет назад, все нормально. Пожары преодолели отметку в один миллион гектаров — сразу оказалось, что все это не так. Президент прислал на помощь и дополнительную авиацию, и силы Минобороны. Из-за чего? Из-за того, как мне кажется, что здесь действительно был ясный и четко выраженный общественный запрос. Потому что ненормально жить в дыму сутками. Соглашаться с мнением властей и с отсутствием режима черного неба — это ненормально. Мы это увидели.

Второе. Есть ли у гражданских организаций какие-то рычаги воздействия на власть с точки зрения борьбы или контроля с лесными пожарами? Я думаю, что нет. Я специально посмотрел состав региональной комиссии, которая принимает решение по пожарам в зоне контроля. В этой комиссии все сплошь министры и руководители соответствующих федеральных ведомств, там нет ни одного представителя третьего сектора. Это такой междусобойчик. И понятно, что с 2015 года эта машина уже отлажена, штампует нужные решения.

Регион тушения лесных пожаров — это ответственность региональных властей, а федеральные власти, передав эти полномочия, как-то не очень охотно выделяют большие деньги на реализацию этих полномочий. Региональным властям, конечно, нужно экономить на всем.

На одном из местных популярных телеканалов был сюжет буквально два дня назад, про наших пожарных. Их официальных оклад, по-моему, 4800 рублей, а со всеми надбавками и с командировками в другой регион, получается в лучшем случае 30000 рублей в месяц. И это — зарплата людей, которые почти ежедневно рискуют жизнью, которые находятся на линии фронта с пожаром. У них огнетушители 1977 года выпуска, а лесопожарным вертолетам — сорок лет. При этом те же специалисты Гринпис России говорят, что хуже всего финансируется лесное хозяйство в сибирских и дальневосточных регионах — примерно на одну десятую от реальной потребности. И после этого всего федеральная власть прилетает на голубом вертолете и строго спрашивает с регионов, почему же вы так плохо боретесь с лесными пожарами.

Мы пожинаем плоды этой экономии. Для чего эта экономия, зачем, на что? Я не знаю. Ради того, чтобы оказывать такую же помощь в тушении лесных пожаров соседним странам? Мы это очень любим, а летать тушить в Сибирь — не очень.

Наверное, нужно сначала много-много дыма в наших крупных городах, чтобы родился такой большой общественный запрос, протест и негодование, и чтобы вместо Греции наши доблестные лесные пожарные из федеральной группировки МЧС полетели все-таки в Сибирь — в не самый благоприятный, конечно, климат по сравнению с Грецией…