«Хороший писатель, хоть и национал-большевик» — так пишут о восхваляющем лагеря, советский тоталитаризм и кровавую Россию Захаре Прилепине. «Если, — размышляют его критики, — этот писатель выражает взгляды всего поколения своих соотечественников, какое будущее ждет деградировавший российский народ»?

В 2016 году «Газета выборча» устами своего эксперта по России Вацлава Радзивиновича упрекала украинских писателей в том, что они не позволили пригласить Захара Прилепина на литературный фестиваль имени Джозефа Конрада (Joseph Conrad) в Кракове. В свою очередь, «Жечпосполита» опубликовала положительный отзыв на его книгу «Обитель», посвященную советскому лагерю на Соловецких островах. «Если вас интересует лагерная проза, вам стоит прочесть это произведение», — советуют также читатели в блогах. И так благодаря Прилепину в европейских литературных салонах появляется ностальгия по великой кровавой России, Иосифу Сталину и массовым убийствам, ведь в российском государстве все пропитано идеологией, а современный роман тем более.

Писатель с автоматом

Журналисты друг за другом повторяют факты из общедоступных источников, сообщая, что Прилепин был членом Национал-большевистской партии (запрещена в РФ с 2007 года) — движения, которое хотело возродить империю, опирающуюся на тоталитарную и модифицированную в области расовых вопросов советскую идеологию. В беседе с дочерью первого коменданта Соловецкого лагеря Федора Ивановича Эйхманса Прилепин объясняет, как он относится к людям Ленина: «Я очень мало люблю советскую власть. Просто ее особенно не любит тот тип людей, что мне, как правило, отвратителен. Это меня с ней примиряет». О каком типе идет речь?

Из творчества россиянина явно следует, что он выступает врагом демократии, Запада (в особенности Америки), консюмеризма и либерализма в любой его форме. У россиян Прилепин вызывает симпатию тем, что служил в спецназе, принимал участие в чеченских войнах, а также в войне на востоке Украины.

Деградировавшие россияне

Прилепину не пришлось долго искать, за что возненавидеть Российскую Федерацию. В его произведениях государство и общество находятся на грани распада: их разъедает алкоголизм, терзает конформизм чиновников, бедность и отсутствие перспектив, которые становятся почвой для развития коррупции. «А ты думал, это все всерьез?» — спрашивает один из героев романа «Санькя», когда нацболы начинают обзаводиться оружием. «Что всерьез?— обернулся Веня. — Это… их… государство, — с необыкновенным презрением произнес Олег».

В России, нарисованной Прилепиным, плохо работает все: и силовые структуры, и государственные учреждения, и экономика (писатель недавно подсчитал, что в 1980-е годы на зарплату можно было купить больше товаров, чем сейчас), и даже проститутки, которые берут деньги вперед, а потом вызывают сутенеров, которые избавляются от не дождавшихся оказания услуг клиентов. В стране нормально не функционирует ни одна сфера, а поэтому радикалы могут склонить соотечественников устроить кровопролитие.

"Твой народ, — говорит интеллектуал Безлетов в романе "Санькя",- невменяем. Чтобы убедиться в этом, достаточно подслушать любой разговор в общественном транспорте… Думаешь, этому народу, наполовину состоящему из пенсионеров и наполовину из алкоголиков, нужна почва?" — задается вопросом ученый, подразумевая землю, пространство для жизни и действий тех людей, которые верят в Россию. А когда, продолжает он, они вспоминают о «своем, завалившемся под лавку, величии, о судьбах Родины», тогда они начинают пускать друг другу кровь, а в итоге заливают ей полматерика.

Возможно, именно поэтому и вымышленные персонажи Прилепина, и он сам, и его окружение предпочитают войну на Восточной Украине будням современной России. Герой «Патологии», романа о войне с чеченцами, принимая участие в конфликте, убивает людей, но находит настоящую дружбу, испытывает любовь и ненависть. В родном городке его ждет 20-летняя девушка, у которой было больше сексуальных партнеров, чем у некоторых профессиональных проституток. Какая из двух жизней в таком случае выглядит более привлекательной?

Пролетариат лучше Христа

Вопрос времен Ленина и Нечаева остается актуальным до сих пор: что делать в этой прогнившей запущенной России со спившимся народом, который, вопреки консервативным мифам Кремля о здоровом славянском (или евразийском) обществе, травит себя алкоголем, снимает в наркоманских притонах дешевые порнографические фильмы, и обгоняет по заболеваемости ВИЧ такую группу риска, как ЛГБТ-сообщество. ВИЧ-инфицированных в России сейчас больше миллиона. В Свердловской области вирусом, который выступает в кремлевской пропаганде синонимом западного морального разложения и разврата, заражено 1,5% населения.

Видимо, поэтому среди немногочисленных вариантов дальнейшего развития, которые звучат в разговорах россиян за рюмкой водки, появляются не только евразийские концепции историка Льва Гумилева или Александра Дугина, но и идея возвращения к какой-то национальной форме большевизма, которую предлагает Прилепин. Такие мотивы мы слышим в словах коменданта Соловецкого лагеря из романа «Обитель»: «Пролетариат лучше Христа (…) Христос гнал менял из храма, а пролетариат поселил тут всех: и кто менял, и кто стрелял, и кто чужое воровал, — объясняет сотрудник НКВД и указывает на единственную силу, которая способна сплотить страну. — Революция такая, революция сякая, а где огромная правда, которую можно противопоставить большевистской? Сберечь ту Россию, которая вся развалилась на куски, изнутри гнилая, снаружи — в вашем сусальном золоте? Кому сберечь? Зачем?»

Как полагают критики нынешнего состояния матушки-России, кризис начался не в советские времена и не при последних царях. Он уходит корнями в XVII век. «Отсюда, из Соловков, святость ушла еще в пору Алексея Михайлович, — рассказывает комендант лагеря. — В 1666 году монастырь восстал против Никоновой реформы. Спустя десять лет осады его взяли (…) Как произошло это, так и не случалось на Соловках больше ни монашеских подвигов, ни святых. Двести с лишним лет монастырь качался на волнах — немалый срок. Как будто готовился к чему-то. (…) Пришли времена нового подвижничества. Русская церковь именно отсюда начнет новое возрождение. Вы, наверное, ребенком еще были, не помните, что за тяжкий воздух был до прихода большевиков».

Прилепин объясняет, что за тоталитаризм его соотечественникам пришлось заплатить относительно невысокую цену, а без него было бы гораздо хуже. «Ну, одно дело вывезти на Камчатку товарный вагон прибалтов, которые, не явись красноармеец в ушанке, легли бы под Гитлера, а другое — сбросить бомбу на город с детьми и всех сразу убить», — говорит один из героев романа «Санькя», указывая, что США всегда были хуже Советского Союза (это для россиян самоочевидный тезис). Когда в разговоре появляются упоминания о других массовых убийствах, герои убеждают себя, что в любом случае потом появлялись новые люди, и этот факт подтверждают демографы: население СССР увеличивалось. Так что математика позволяет устраивать геноцид, лишь бы сохранялся баланс.

Что еще мы можем найти в Прилепине?

Прилепину нельзя верить в двух вопросах. Во-первых, в том, что он не антисемит. Все идеологизированные российские силы отличались неприязнью к евреям. Против них обернулось даже коммунистическое движение (в особенности в последние годы жизни Сталина), хотя у многих революционеров были еврейские корни. При этом у Прилепина нацболы, готовящие нападение на правительственные здания, участвующие в столкновениях с милицией, стреляющие в военных и ненавидящие Америку изображаются людьми, которые симпатизируют евреям. Писатель старается убедить нас, что в деятельности его окружения нет признаков фашизма, а национал-большевики открещиваются от этого обретшего дурную славу слова на буку «ф».

Вторая тема — это изображение Прилепина в роли «активиста запрещенной НБП» (так описывает писателя его польский издатель). Как члену «запрещенного» движения удается спокойно заниматься своей деятельностью и добиваться успехов в стране, где за критику президента можно при невыясненных обстоятельствах лишиться жизни? Ответ один: уже скоро появится новая мистическая идеология, призванная расшевелить российское общество. Настанет час и кто-то в кремлевских залах обратится к ней, а потом займется ее внедрением.