L'Opinion: Можно ли провести параллели между эпохой Брежнева и текущей ситуацией через 20 с лишним лет после прихода к власти Владимира Путина?

Андрей Козовой: Понятие «застой» касается в первую очередь экономической рецессии. Но он возник в СССР только с 1971-1972 годов. После прихода Брежнева к власти в 1964 году страна демонстрировала впечатляющий экономический рост. В целом, путинскую Россию можно разделить на два периода: 2000-2008 годы, когда складывалась впечатление, что страна перевернула страницу экономического хаоса ельцинских лет, и следующий отрезок, когда началось трудное время. Застой также перекликается с продолжительностью власти президента России. Брежнев оставался у власти 18 лет, а Путин побил этот рекорд в сентябре 2017 года. Хотя он всегда стремился поддерживать образ активного лидера в противовес дряхлости Брежнева, стоит напомнить, что советский лидер стал выглядеть так лишь в конце 1970-х годов. Сегодня есть основания считать, что Путина тревожит мысль о старении, поговаривают о пластической хирургии. Такие же опасения были и в личных записках Брежнева…

— В обоих случаях также наблюдается персонализация власти…

— У Брежнева было право на «культ личности». Путин же культивировал образ «судьбоносного лидера»: серый кардинал режима Владислав Сурков заявил на телевидении 8 июля 2011 года, что Путин был ниспослан Богом, чтобы спасти Россию! Кроме того, в обе эпохи можно отметить всеобщую коррупцию, влияние кланов и репрессивный характер режима под «юридическим» прикрытием: принятые летом 2020 года «поправки» в конституцию напоминают брежневскую конституцию 1977 года.

— Они оба, пусть и в разное время, были продуктами советской системы. Что можно сказать об их личности?

— Они оба — политические хамелеоны. Брежнев вырос в период гражданской войны, когда власть очень часто переходила из рук в руки. Он сумел воспользоваться сталинскими чистками, а также приспособиться к Хрущеву, лидеру с крайне нестабильным и вспыльчивым нравом. В первые годы у власти ему пришлось мириться с Алексеем Косыгиным. Путин рос в СССР со страшной тайной: он был крещеным. Он был агентом КГБ, но критически относился к Ленину. В 1990-1991 годах он переметнулся к демократам. Когда его взял к себе Ельцин, он представил образ «патриота». Во всем остальном у них разные характеры. Брежнев был коммуникабельным, любил говорить на публике, рассказывать анекдоты. У него не было холодного и резкого юмора Путина. Он любил красивую жизнь, сигареты, охоту, спортивные машины и женщин. У Путина нет его коммуникабельности, и хотя за ним числится грешок любви к дорогим часам, в целом, он аскет и трудоголик.

— Последние годы Брежнева были отмечены возвращением холодной войны. Как это соотносится с текущим периодом?

— Для начала отметим, что брежневская разрядка не отменила холодную войну. Холодная война лежала в основе «мессианства» («борьба за души и сердца» либеральной демократии и коммунизма) и гонки вооружений. С середины 1970-х годов наблюдалось ухудшение диалога сверхдержав, прежде всего, по вопросам диссидентов и отказников, то есть страдавших от дискриминации советских евреев. Это отравляло отношения востока и запада. Хотя я не отвергаю выражение «новая холодная война», нынешнее противостояние по счастью отличается от холодной войны: Россия не внушает тот же страх, что в прошлом СССР, а «путинизм» не назвать сравнимым с коммунизмом мессианством. Борьба Алексея Навального с коррупцией и произволом, конечно, заслуживает уважения, но она несопоставима с той, что вели Солженицын и Сахаров.

— Ваша книга рассказывает неизвестные французам факты о Брежневе. Он, судя по всему, искренне выступал за мир и разрядку, несмотря на Афганистан и ракетный кризис. Это действительно так?

— Да, хотя здесь следует воздержаться от наивности. Брежнев был за сближением, поскольку понимал, что СССР ничего не выиграет от изоляции, как показали послевоенные годы сталинизма. Его целью было в первую очередь завершить формирование ялтинской системы, добиться юридического признания сложившейся после войны карты Европы и не допустить возрождения силы Германии. Он был прагматиком и понимал, что нужно оставить место идеологам, помогать «братским» странам вроде Вьетнама, тем, кто боролись с «американским империализмом» в третьем мире. Вторжение в Чехословакию было одобрено лишь после месяцев переговоров Брежнева и Дубчека. Что касается Афганистана, он нехотя согласился с идеей «полицейской операции» после того, как окружение убедило его в том, что афганский лидер Тараки солгал ему о своих намерениях, и что им, вероятно, манипулировало ЦРУ. Несмотря на проблемы, он выступил за невмешательство в Польше.

— В брежневскую эпоху Великой Отечественной войне отводилась большая роль в риторике режима. Ничего не изменилось?

— Главной вехой для Брежнева, его политическим компасом, была Великая Отечественная война. В отличие от большинства других лидеров. Он сам видел эту войну, потому что служил политруком на южном фронте и участвовал в освобождении Новороссийска. Он воспользовался этим (его также подталкивало в этом направлении окружение), чтобы укрепить собственную легитимность и сформировать настоящий культ Великой Отечественной войны, который обошел по масштабам культ 1917 года. Путин перенял этот культ, хотя и не признал это. Использование победы 1945 года в политических целях стало настоящей индустрией в России. «Оскорбление истории» стало преступлением и может дорого вам обойтись, как убедился Навальный на собственном опыте: его обвинили в клевете на ветерана. Одержимость войной связана у Путина, как и у Брежнева, с личными причинами: его отец участвовал в ней и потерял брата во время блокады Ленинграда. Кроме того, одержимость прошлым позволяет хоть ненадолго забыть о трудностях настоящего, все более тяжелой жизни сотен тысяч россиян, которые получают нищенские зарплаты и пенсии.

— Россия обречена остаться авторитарным режимом, в котором определяющую роль будут играть силовики?

— В советскую эпоху был такой анекдот: «В чем разница между оптимистом и пессимистом? Оптимист говорит, что хуже уже быть не может. Пессимист говорит, что еще как может». Для историка, который привык рассматривать события через призму далекой перспективы, очевидно, что российская среда не способствует демократии. Отметим политическую культуру с печатью авторитаризма, всеобщий цинизм и коррупцию, въевшееся недоверие к Западу. Немногочисленные периоды настоящей демократии в России воспринимаются как провал: март-октябрь 1917 года, 1992-1999 годы при Ельцине. Для того чтобы изменить менталитет, реабилитировать саму идею демократии, развеять витающий над страной призрак КГБ и одержимость контроля в элите, понадобится нечто большее, чем «снежная революция», хотя, если верить недавнему опросу, все больше россиян (41%) хотят ухода Путина.