С 1960-х годов российская империя начала постепенно схлопываться. Претворявшийся в жизнь на протяжении четырех веков проект строительства огромного московского государства близится к упадку, а это сопровождается разрушением очередных идеологических миражей (собирание русских или славянских земель, интернациональный экспорт революций). Все эти идеи скомпрометировали себя и были заменены муляжом идеологии (он был нужен для сохранения империи) — доктриной Брежнева, то есть идеей создания неоколониальной сферы влияний. Однако для спасения слабого в экономическом плане образования этого мало.

На моих глазах российская империя ушла с огромной территории, включавшей в себя большую часть Азии, половину Европы и обширные сферы влияния в Южной Америке и Африке. По меньшей мере на европейском континенте произошел откат к ситуации XVII века. Утрачивая влияния, она обращалась ко все более узкой в тематическом плане идеологии. Раньше продвигалась идея огромной многонациональной отчизны, правда, с элементом русского национализма: центр находился в Москве, а в зависящих от нее государствах обязательным был русский язык.

В случае стран, которые непосредственно вошли в состав российского государства, интернационализм означал жестокую русификацию. В последние годы управляющаяся из Кремля империя отказалась даже от панславянской идеологии, которая помогала завоевывать Центральную Европу, и обратилась к уходящей корнями в XVII век идее собирания земель русских. После того, как Украина ушла от России, а Москва развязала с Киевом войну за эти территории, у Кремля остался только один муляж: доктрина Брежнева, которая предполагает активность в странах, признанных сферой влияния. Эта концепция мало отличается от существовавшей в XIX веке колониальной идеи, скомпрометировавшей себя в XX столетии и не предлагающей покоренным народам никакого объединяющего элемента, кроме желания жить в империи. 

Идеология — главное оружие Москвы

Изменения в идеологическом послании Москвы соответствуют объему ее воздействия на другие государства: чем больше покоренная ей территория, тем более широкой по охвату становится идеология. Вопрос в том, меняется ли она сейчас потому, что Россия уменьшается, или, наоборот, Россия уменьшается, поскольку ее идеи утрачивают силу и не позволяют продолжать завоевания? В этом контексте следует присмотреться к тому, как меняется российская пропаганда, поскольку по ней можно понять, каковы цели и состояние российского государства. Идеологическая агрессия всегда шла впереди российских вооруженных сил, вступавших обычно на территорию, которая предварительно была ослаблена гибридными действиями Москвы. Гибридная война — отнюдь не современное изобретение, а традиционный элемент ее стратегии. Каждый сотрудник российских спецслужб пользуется учебником «Искусство войны» китайского мыслителя Сунь-цзы. 

Москва, никогда не имея, собственно, серьезного военного перевеса, научилась мастерски разбивать противника изнутри. Помогала ей в этом в первую очередь идеология, позволявшая добиться в странах, на которые россияне нападали, лояльности элит или даже целых пластов общества. Вера в то, что российский агрессор на самом деле связан с «нашими», заставляла складывать оружие, лишала многие государства сил сопротивляться чудовищному бесчеловечному тоталитаризму. 

От изгнания поляков до попытки покорить Китай 

Рождение российской империи занимает важное место в исторической концепции Кремля. Празднование годовщины октябрьской революции неслучайно заменили праздником изгнания поляков из Москвы. 1612 год знаменовал окончание периода, когда она была особенно слаба и боролась за свое независимое существование. Потом москвитяне двинулись на запад и восток, начав, конечно, с попытки покорить земли современной Украины. Осуществить это было бы невозможно без привлекательной объединяющей идеи, каковой стала идеология Великой Руси. Падение Киева после казачьих восстаний позволило перенести центр православия в Москву. Та объявила себя покровительницей всех русинов, чему можно было найти какое-то обоснование в контексте православной веры и схожего языка. Русинов, правда, смущал царский сапог на их шее, но это ощущение сгладила взаимная резня поляков и казаков. 

Поляки не предложили (или, скажем так, предложили слишком поздно и вяло) своего главного экспортного товара: преимуществ республиканской традиции, религиозной терпимости и так далее. В атмосфере гражданской войны идея республики проиграла четкой и ясной идее православной Великой Руси. Этого «топлива» хватило для первого раздела Речи Посполитой. Потом понадобилась новая идея, позволяющая оправдать завоевания. 

Россия, расширяя свою территорию и сферы влияния, добралась до этнически польских областей, а одновременно начала бороться за доминирование на Балканах, поэтому она уже не могла говорить, что ее интересуют исключительно русские земли. В ее владениях появились народы, связанные с Католической и Протестантской церковью. В итоге родилась новая идея: Москва назвала себя объединительницей славян. Начиная с XVII века идеология славянского братства, призванная защитить жителей нашей части континента от «западного разложения», отравляла умы представителей национальных элит и нередко подталкивала их (как, например, членов Тарговицкой конфедерации) к измене. Она использовалась для сплочения империи вплоть до Первой мировой войны. Когда Россия решила выйти за пределы славянской территории, она потерпела сокрушительное поражение. Это привело к созданию новой имперской идеи: московского коммунизма. Он не мог не появиться, поскольку Россия не была способна выжить без завоеваний, как саранча не способна выжить без новых полей. 

Кто-то может сказать, что я все упрощаю, ведь революция вспыхнула, поскольку люди хотели мира и хлеба, а большевиков поддерживала немецкая разведка. В России часто недоставало хлеба и мира, там наверняка действовали разведки разных стран, однако, благодатная среда для революции появилась только тогда, когда модель имперской царской России перестала работать. Сначала россиян разгромила Япония (первая революция вспыхнула в 1905 году), потом, во время Первой мировой, австрийцы и немцы (за этим последовали две революции в 1917). 

Лишь коммунизм оказался подходящей концепцией, позволяющей продолжать завоевания. Органически неспособная к религиозной толерантности Россия, пытаясь подчинить себе территории, где жили не только славяне, но и представители других этнических групп, исповедовавшие не христианство, а буддизм, ислам, конфуцианство или анимизм, предложила идеологию, которая отметала религии и любое национальное самосознание. При этом от собственного самосознания она не отказалась, а также по-своему отдавала предпочтение православию, в чем смогла убедиться Грекокатолическая церковь (она считалась антиправославной силой). 

Останавливаясь, саранча умирает

Новая идеология при поддержке растущего военного потенциала Москвы могла бы захватить весь мир, если бы она не столкнулась с двумя равными по мощи силами: панамериканской и китайской. На Западе республиканскую традицию федеративной Первой Речи Посполитой продолжили и позже перенесли на европейскую почву США. Российские танки дошли лишь туда, куда им позволили американцы. В 1945 году они остановились на Эльбе и никогда не смогли продвинуться дальше. Идея покорения Китая полностью провалилась. Страна с самым большим населением в мире сама объявила себя лидером коммунизма. Борьба за ведущую роль в коммунистическом мире скомпрометировала саму эту идеологию даже в глазах убежденных интернационалистов, а Россия, не имея пространства для завоеваний, начала постепенно ослабевать. 

Неэффективная в экономическом плане система могла еще кое-как работать в военных условиях, но в условиях мира становились видны все ее изъяны. Развязать войну с США или Китаем Россия, однако, позволить себе не могла. С 1960-х годов, когда Пекин отразил попытки российской империи навязать ему доминирование, та начала схлопываться. Многие жители Центральной Европы, страдавшие под гнетом красного тоталитаризма, наверняка не могли в это поверить, но уже на рубеже 1960-1970-х годов стало ясно, что империя неминуемо падет. Рабочие протесты в Польше были началом конца. Рухнул миф об ориентированной на рабочий класс идеологии, которая цементировала империю. Русские вассалы в польской форме подавили военными методами «Солидарность», но не заметили, что таким образом окончательно скомпрометировали идеологию, которая остатками своих чар поддерживала влияния Москвы. 

Россия, столкнувшись с экономическим и идеологическим кризисом, лишилась на рубеже 1980-1990-х годов Центральной Европы. Западный мир, Китай и воинствующий ислам постепенно перенимали инициативу в принадлежавших ранее России сферах влияния в Азии, Африке и Южной Америке. Попытка воскресить панславянскую идеологию привела лишь к созданию не имеющих шансов обрести власть националистических антизападных партий. 

Москва вернулась в идеологической сфере к эпохе властителей земель русских. Это продолжалось до первой революции на Украине. Уже в 2004 году стало ясно, что панроссийская идея не выдержит столкновения с привлекательной республиканской риторикой. Россия восприняла все это как агрессию Запада, не понимая, что ее сермяжная идеология стала жупелом для населения захваченных земель. После следующей революции на Украине центр православия впервые со второй половины XVII века вернулся в Киев, а это лишило Москву последнего имперского инструмента притяжения. Идеи объединения русских земель ей осталось продвигать только в Белоруссии, однако, и этот период подходит к концу. 

Не имеет особенного значения (разумеется, для нас, а не для белорусов), победит ли сегодня белорусская революция. В Белоруссии уже одержала верх республиканская идея, которая совершенно справедливо ассоциируется с Польшей. Мы не принесли ее на штыках, все просто смогли сравнить жизнь в Белоруссии, находящейся в орбите московского империализма, и в нашей стране, которая 30 лет назад вновь стала республикой. Привлекательность республиканской идеи оказалась сильнее танков. Россия старается сохранить свои влияния при помощи неоколониальной доктрины Брежнева, но та не будет работать долго. Интересно, выберет ли наконец Москва, увидев, что все ее имперские доктрины скомпрометированы, республиканскую традицию? Если мы хотим добра народам Центральной Европы и России, то именно этого ей и стоит пожелать.