Более 10 лет назад колумнист Чарльз Краутхаммер утверждал в своей статье, что «снижение американского влияния — это выбор, а не неизбежность». Далее он с крайней тенденциозностью заявлял, что тогдашний президент США Барак Обама якобы сознательно сделал выбор в пользу «американского упадка». Но при взгляде на последнее десятилетие становится ясно, что упадок США произошел бы в любом случае, вне зависимости от желаний политических лидеров в Вашингтоне.

Конец «однополярного момента» США

Правда состоит вот в чем: упадок — объективная реальность, это не вопрос выбора, но США могут решить, как реагировать на эту объективную реальность. Мы можем продолжать гнаться за давно исчезнувшей пустой славой «однополярного момента», произнося речи об американской исключительности. Мы можем внушить себе ложную идею, что военная мощь компенсирует наши слабости в других сферах. Но мы можем сделать и другой выбор: адаптироваться к изменившемуся миру, распоряжаясь нашими ресурсами бережливо и применяя их с более продуктивными целями, чем пребывание в роли мирового жандарма.

Был краткий период в девяностые и начале двухтысячных годов, когда США могли утверждать, что они являются державой — гегемоном всего мира. У Америки не было даже близко к ней стоявших конкурентов, страна была на пике влияния по всему миру. Но это состояние с самого начала было транзитным, преходящим. Оно было быстро утеряно благодаря ранам, которые США сами себе нанесли в Ираке, а также благодаря естественному росту других держав, которые стали бороться за право иметь собственное влияние. Хотя Америка остается самой могущественной страной мира, она больше не доминирует в мире так, как она это делала 20 лет назад. И ей не удастся вернуть себе то, что утеряно.

У гегемона век недолог

Александр Кули и Дэн Нексон исследуют эти темы в своей новой книге «Выход из гегемонии: дезинтеграция американского глобального порядка». Оба автора представляют убедительную картину разницы между старым гегемонистским порядком и более крупным явлением — общим международным порядком, в котором гегемонистский порядок является лишь составной частью. Как они пишут, «глобальный международный порядок не является синонимом американской гегемонии». Они также проводят тонкое различие между тем, что называется упрощенно «либеральной миросистемой», а именно политическим и экономическим либерализмом — и либеральной (в смысле — свободной, уважающей различия — прим. ред.) моделью в отношениях между правительствами. В классическом понимании политический либерализм — это защита индивидуальных прав, экономический либерализм — это открытый экономический обмен, а либеральная модель в отношениях между правительствами — это такая форма международного порядка, которая признает государства равными и суверенными. Кули и Нексон отмечают, что разом и критики, и защитники «либерального международного порядка» склонны предполагать, что все три формируют некий «пакетный договор». На самом же деле, как отмечают Кули и Нексон, все три этих элемента вовсе не всегда усиливают друг друга. Больше того, они не всегда сосуществуют и не обязаны сосуществовать.

Хотя все три автора очень критически относятся к внешней политике Трампа, они не приписывают упадок старого порядка единственно ему. Авторы отмечают, что конец гегемонии происходит в тот самый момент, когда гегемон теряет монополию на роль всеобщего патрона. Причина — появление и усиление конкурентов: «в предоставлении экономических, дипломатических и прочих услуг, включая услуги в сфере безопасности, сегодня соревнуется больше стран, чем раньше». США теряли свои позиции в течение последних 20 лет. В значительной части это было неизбежно, поскольку другие страны просто естественным образом становились богаче и пытались оказывать большее влияние. Авторы убедительно показывают, что «выход» США их гегемонии на самом деле происходит, причем процесс этот продолжается уже довольно долгое время.

Больше не необходимая нация

Многие защитники гегемонии США настаивают, что «либеральный международный порядок» зависит в первую очередь от США. Это никогда не было бесспорным утверждением. Во-первых, продолжающееся поддержание американской гегемонии часто нарушает нормы международного права. Гегемон сохраняет за собой право вмешиваться там, где желает. Гегемон нарушает суверенитет и законные права других стран в той форме, в какой он считает это нужным. На практике США часто в своих действиях по поддержанию «порядка» действует более плутовски, чем те самые «государства-плуты», которых США любят осуждать. Самые красноречивые защитники гегемонии США — это очень часто и самые большие противники самой идеи международного права. И это неудивительно — против международного права они выступают потому, что оно часто ограничивает их в их действиях. Кули и Нексон делают по этому поводу важное наблюдение, когда обсуждают роль стран, ревизионистски настроенных к современному миру, стремящихся к пересмотру сложившегося мира.

Но самый важный пункт, с которым нам надо быть осторожными, — это искушение перепутать собственно «ревизионизм» с оппозицией к политике США. Желание подорвать гегемонию одного государства и заменить ее мультиполярной системой — это попытка пересмотреть сложившееся распределение сил и власти между странами мира. Но это вовсе не означает ревизионизма по отношению к законным элементам международной архитектуры безопасности или ее инфраструктуры.

Три источника упадка для гегемонизма

Суть книги этих двух авторов — рассмотреть три разные источника, от которых происходит закат американской гегемонии: рост великих держав, ослабление традиционных государств во всем мире плюс рост направленных против существующего порядка движений. Кули и Нексон прослеживают, как Россия и Китай становятся все более результативными в проецировании своей власти на более мелкие страны. При этом используется патронирование и создаются параллельные этим отношениям «отеческой поддержки» проекты типа Шанхайской Организации Сотрудничества (ШОС, SCO), Организации договора о коллективной безопасности (ОДКБ), а также инициативы «Один пояс — один путь». Кули и Нексон рассматривают множество более слабых государств, которые научились использовать крупные объединения, такие как ШОС и ЕАЭС, для страховки собственных экономических и политических рисков. При этом малые государства обращаются за такой страховкой не только к Китаю и России, но и к США. Там, где США имели почти стопроцентную монополию на патронирование малых стран, теперь работают и конкуренты. Кули и Нексон также прослеживают роль направленных против существующего порядка движений, особенно уделяя внимание националистическим и популистским группам. Эти группы все больше давят на свои национальные правительства. Порой эти группы координируются поверх границ и прочих барьеров, бросая вызов международным институтам. Кроме того, эти группы четко показывают, как США способствовали ослаблению своей собственной позиции своей безответственной политикой, включая нападение на Ирак.

Трамп выбирает воинственную ностальгию

Стандартным ответом на эрозию американской гегемонии здесь, в США, является или бегство в мечты с ностальгией о недавнем славном прошлом с упрощенными славословиями «либеральному международному порядку», или еще более жесткая приверженность имперскому доминированию с растущими военными бюджетами. Оба подхода игнорируют недавние провалы США как раз в период «однополярного момента». Возможно и совмещение этих двух ответов, когда ностальгия совмещается с огромными военными бюджетами. Кули и Нексон утверждают, что администрация Трампа выбрала второй из этих ответов. Приводя упор, который наш президент делает на поддержание абсолютного военного превосходства, в качестве доказательства, авторы пишут: это демонстрирует жесткий, силовой подход к гегемонии. А это, продолжают они, «потребует большей опоры на военные инструменты, а значит, и на готовность и желание США тратить на оборону исключительно огромные объемы бюджета. Трамп делает ставку на то, что США могут восполнить потерю гегемонистской инфраструктуры (например, системы международных расчетов в основном в долларах) просто ничем не прикрытой военной силой.

Все это не просто указывает на создание вокруг США системы, которую Барри Позен назвал «иллиберальной гегемонией». А также диктует Вашингтону военную политику, которая становится все более милитаризованной и вступает в конфликт с международным правом.

Военный бюджет как бездонная бочка

Кули и Нексон очень убедительно показывают корневое различие между требованием Трампа к союзникам — ну-ка всем увеличить военные расходы! — и нормальным призывом к разделению финансового бремени. Нормальные сторонники разделения бремени обычно призывают союзников тратить больше для того, чтобы США могли потратить меньше. Но это — вовсе не нынешняя позиция Трампа, он собирается тратить больше в любом случае. И вот, его администрация давит на союзные правительства, чтобы они тратили больше, при этом не выказывая ни малейшего желания поставить хоть какие-то пределы бюджету Пентагона.

Правильное поведение Вашингтона означало бы не сдачу позиций, а постепенное «урезание» расходов и обязательств — такая политика была бы лучше попыток стоять не двигаясь на занятых прежде позициях. Такое урезание означало бы совмещение двух вещей: сброса некоторых наших обязательств в области международной безопасности и перенос наших оборонных расходов на союзников и партнеров. Это позволило бы урезающей свои амбиции стране (в данном случае США) перенаправить оборонные расходы на внутренние нужды — прежде всего, на долговременную политику поддержания производительности труда и экономического роста.

Есть куда потратить деньги

В нынешнем американском контексте, однако, это означало бы давно назревшие вложения в транспортную инфраструктуру, возрастающие вложения в образование (человеческий капитал), а также поддержку для научных изысканий плюс внедрение и развитие их результатов. Но все это бессмысленно, если не будет произведено существенных сокращений в затратах на оборону — и вот поэтому-то агрессивное, грубое, насильственное подталкивание Трампом союзников к большим оборонным расходам выглядит так странно.

Не забывайте, что Трамп и его союзники хотят увеличения военного бюджета, и на многих направлениях эти увеличения уже произведены. Не никаких оснований ждать от Трампа сокращения военных расходов, если, скажем, Греция или Южная Корея увеличат свои военные бюджеты или начнут вдруг изо всех сил субсидировать расположенные у них американские военные базы.

Пандемия коронавируса раскрыла, насколько ложны оказались наши приоритеты как нации. Сейчас появилась возможность поменять курс, но для этого понадобится смена мышления у наших лидеров. Гегемония США уже идет на выход, теперь американцам самое время решить, какова же будет роль их страны в будущем, в мире завтрашнего дня. Чуть подогретые в интеллектуальной микроволновке банальности насчет «американского лидерства» здесь не подойдут — их будет просто недостаточно. Заливать деньгами Пентагон — это уж точно тупиковая политика. Правильный путь вперед — это политика урезания расходов, сдерживания своих амбиций и обновления.