Обозреватель: 21 апреля исполнился год со дня победы Владимира Зеленского на выборах. Что изменилось за это время в международной политике? Каковы, на ваш взгляд, наиболее знаковые события, упущения Зеленского и, возможно, победы?

Павел Климкин: В международной политике за последний год я вижу один реальный плюс: это обмен (задержанными лицами — прим. ред.). Последний обмен трудно сравнить с первыми двумя. Это связано с тем, что Россия пыталась построить политическую эмоциональную воронку, то есть поднять ставки и заставить идти по своему сценарию.

Сейчас она понимает, что это не работает, поэтому и обмены дальше буксуют. Посмотрите на количество и на тех людей, которых обменивают. Я не хочу быть циничным — вернуть каждого украинца, конечно, важно. Но, тем не менее, мы приближаемся к тупику.

Что касается других вещей, то на самом деле я тут какого-то решающего прогресса не вижу. Очень трудно было на американском направлении в связи с тем, что, к сожалению, мы все менее и менее положительный фактор в американской внешней политике и отрицательный фактор во внутренней политике. На самом деле, в следующие месяцы это станет мегатемой, поскольку президентская кампания в Штатах будет набирать обороты.

В связи с коронакризисом, конечно, нам будут помогать международные финансовые организации, и тема коррупции тоже будет ключевой в этом году. Выводы очень просты. В контексте стратегии внешней политики как комплексной действенной логики я ее пока что не вижу. Не исключено, что она когда-то появится, но пока что ее нет.

— Вы упомянули об истории с Трампом. Вся эта история, в которую попал Зеленский буквально в начале своей каденции — можно ли говорить об отрицательных последствиях, которые эта история имела для Украины?

— Безусловно, поскольку у нас всегда была двухпартийная поддержка. То, что мы красиво любим называть двухпартийным консенсусом поддержки в Соединенных Штатах. Посмотрите, как много представителей республиканцев потом доказало, что Украина вмешивалась в выборы. Каждый маленький шаг, когда солидарности становится меньше, обходится нам чрезвычайно дорого.

Поэтому весь этот процесс вокруг американского трека работает для нас однозначно отрицательно. И я должен сказать, не исключено, что это только начало, поскольку горячая фаза предвыборной кампании ожидает нас через пару месяцев. В этой кампании мы точно не являемся положительным фактором. Многие будут пытаться нас использовать. Будет больше неофициальных каналов. Таких, например, как Джулиани. На этом будет также играть и Россия. К сожалению, не все в этом плане будет просто.

На фоне коронакризиса все будут сфокусированы на своих вопросах, на вопросах невиданного экономического кризиса, на вопросах обеспечения своей медицины. То есть международное взаимодействие будет настоящим вызовом. Я не говорю, что это будет проблемой, но, безусловно, вызовом.

— Как это повлияет на нормандский и минский формат? В интервью The Guardian Зеленский сказал, что дает себе срок до декабря испытать минский формат. Если нет, то надо идти к какому-то другому формату. В связи с коронавирусом, с экономическим кризисом, с тем, что международной общественности сейчас будет точно не до нас, как я понимаю, до декабря Зеленский не успеет справиться и доказать, что минский формат является удобоваримым для Украины?

— Если хочется достигать результатов, и главное, если у всех есть политическая воля их достигать, компромиссные они или нет, всегда можно найти способ. Сейчас много саммитов происходят онлайн. Мы с вами тоже разговариваем онлайн. Сейчас все по полдня проводят в Zoom, Skype или в других соответствующих программах.

Если хочется договариваться, то можно. Посмотрите, даже во время Пасхи были обстрелы, причем обстрелы прицельные. Это свидетельство того, что на нас давят — и политически, и эмоционально.

Есть несколько возможных сценариев. Обо всех я рассказывать не буду, но один из них — к сожалению, значительного прогресса в этом году не будет. Он сможет появиться только после выборов в Соединенных Штатах, поскольку мы поняли, что российское руководство и российский президент очень внимательно наблюдают за тем, что там происходит.

Сейчас экономика просела, а геополитика выруливает. Происходит очень многое. И старые плохие тенденции, к сожалению, проявляются совсем по-другому. Но я очень надеюсь, что будут изменения.

Второй вариант — Путин все-таки будет последовательно работать на уменьшение санкций, поскольку [у него стало] меньше денег. Меньше нефтяных денег, меньше газовых денег. И он выберет определенную компромиссную линию.

Эта компромиссная линия будет ситуативная. На сентябрь он попытается собрать постоянных членов Совета безопасности ООН и через нашу голову, подчеркиваю, через нашу голову как-то договориться с основными игроками. А за это получить существенное смягчение санкций и еще много всего — в контексте цен на энергоносители, в контексте распределения сфер влияния.

Это тоже очень опасный вариант, но по состоянию на сегодня я его не исключаю. Более того, я вижу российские попытки пойти этим путем, испытывая один из возможных сценариев. Есть и другие. Но базовые — такие.

— Может ли Россия пойти в наступление в ближайшее время?

— Безусловно. Послушайте, для России поднять ставки путем военной экспансии, особенно если она хочет договориться в этом году, на самом деле, с точки зрения российского руководства, имеет смысл. Я считаю, что вряд ли это будет только военная кампания. Это будет общественная дестабилизация, это будет дестабилизация всех сфер жизни.

Мы начали с темы годовщины второго тура выборов. Вот, посмотрите, стали ли государственные институты, стала ли наша способность сопротивляться российской агрессии сильнее. Ответ понятен. В этом смысле это лето может быть очень и очень сложным.

— Если возвращаться к минскому процессу, к тому, может он иметь прогресс или нет. По вашему мнению, рассматривает ли офис президента такой вариант, как «стена»?

— Считаю, что «стена» не является устойчивым решением. Я всегда был за то, чтобы с нашими друзьями и партнерами пытаться максимально давить на Россию, чтобы получить как можно больше по треку безопасности и одновременно размораживать гуманитарные контакты. Но, конечно, под нашим контролем.

В сегодняшней реальности Россия в этом не заинтересована. Она хочет использовать Донбасс для дальнейшего давления, для будущих договоренностей либо с коллективным Западом, либо с частью Запада. Она очень хочет ослабить Европейский союз, она хочет разговаривать с отдельными странами ЕС и показать, что только она может администрировать центральную Европу.

Сейчас происходит сумасшедшая кампания по поводу смягчения санкций. Россия понимает, что санкции сегодня на завтра не отменят, но хотя бы смягчат. Например, санкции в отношении запрета поставки высокотехнологического оборудования для добычи нефти и газа. Сегодня российская нефтяная отрасль проседает. В следующие годы там и так будет падать добыча, а тут еще и оборудования нет. Так что все для России не так просто.

Но есть большое искушение решить это, особенно в контексте внутренней легитимности, путем внешней экспансии. Условно Беларусь для многих россиян не является достаточной добычей. Простите за цинизм, но тем не менее. А вот Украина — это совсем другое. Поэтому особенно расслабляться, тем более сейчас, нет никакого смысла.

В плане безопасности и этот, и следующий год для нас будут довольно сложными.