В тот же самый день, когда количество умерших от коронавируса американцев превысило отметку в 15 тысяч человек, мы пересекли другой важный рубеж. Мы превысили планку 15 миллионов безработных — именно столько американцев мы выкинули с работы, чтобы остановить инфицирование населения и «заставить кривую выйти на плато».

Итак, за каждого американца, умершего из-за пандемии, 1 000 американцев потеряли свои рабочие места. Таков результат осознанных и целенаправленных решений президента и 50 губернаторов.

Около 60 тысяч наших граждан, говорят нам «сверху», скорее всего простятся с жизнью в результате пандемии. А мы вообще готовы примириться еще и с 60 миллионами безработных, чтобы «смягчить» боль невозвратных утрат?

Какую цену готовы мы платить за победу в этой правой и необходимой войне, цель которой — убить вирус? Это что, неприлично или жестоко — задавать такой вопрос?

И еще: в какой момент мы «объявим о своей победе и выберемся вон», как сказал как-то раз один сенатор о Вьетнаме? Во время вьетнамской войны, напомню, в какой-тот момент мы перестали мириться с военными потерями США, даже если это значило, что Южный Вьетнам падет и окажется в руках наших общих врагов?

Экономисты в банке «Джей Пи Морган» предсказывают, что ВВП США упадет на 40 процентов этой весной, а безработица этой весной составит 20% от общего количества рабочей силы.

Это такая статистика, подобной которой мы не видели со времен великой депрессии.

Итак, что говорит нам о наших ценностях это решение устроить «ковровую бомбардировку» вируса вместе с нашей собственной экономикой, попросту закрыв всю страну на карантин? Ведь от этой экономики мы все зависим, не так ли?

Вот вам материал для примера. Когда наша нация была по населению одной десятой нашей нынешней нации, президент Абрахам Линкольн послал 600 тысяч мужчин и вовсе молодых ребят с севера и юга своей страны на смерть. Эта смерть была платой за то, что семи южным штатам не позволили отделиться от страны. Хотя они хотели уйти по-мирному.

И хотя сегодня ежедневные потери американцев в войне с вирусом, похоже, стабилизировались, четко взяв курс на лишь одну треть от 600 тысяч, есть и другие потери. Это потери от социального и экономического разрушения, которое мы сами на себя накликали. И вот эти жертвы только начинают расти, а продолжатся они куда дольше, чем гибель людей от болезни.

Сколько миллионов больных и пожилых мы отправили в одиночное заключение? Сколько семей мы заставили ежедневно вести борьбу за то, чтобы у них была еда на столе и лекарства из ближайшей аптеки?

И когда от президента Трампа и губернаторов штатов последуют, наконец, решения вновь открыть экономику после простоя и пригласить американцев вернуться на работу, на этот клич народ откликнется?

И как откликнется? Кинотеатры и торговые центры откроются? И все ли они откроются? Отели и мотели, застывшие за закрытыми ставнями, — они наполнятся опять посетителями? А команды спортсменов-профессионалов — все эти Национальные лиги американского футбола, баскетбола, хоккея и пр. — они вернут себе привычные толпы зрителей?

А образование? Все эти государственные и негосударственные школы, колледжи и университеты — они все выживут? И занятия продолжатся в классах с таким же количеством учеников?

А что будет с собраниями людей — все эти съезды, концерты, митинги и публичные чтения? Что, они начнутся с того места, где они прервались?

Чтобы спасти американцев от опасности заразиться вирусом который убил бы 1-3 процента от инфицированных, мы положили всю Америку под аппарат искусственной вентиляции легких.

Вызывая депрессию мировой экономики — а она станет стопроцентным последствием того, что народу в 328 миллионов человек сказали сидеть дома и социально дистанцироваться друг от друга — мы объявляем всему миру цену. Цену, которую мы заплатим за то, чтобы спасти или хотя бы уменьшить угрозу тем тысячам, которые в противном случае подхватили бы вирус и умерли.

Но это решение ставит вопросы жизни и смерти.

А поверит ли кто-то такой стране, когда эта страна будет предупреждать другую великую державу [Россию или Китай], что эта страна готова сражаться в ядерной войне и победить, потеряв миллионы жителей, в борьбе за право править прибалтийскими странами или контролировать Южно-Китайское море?

Поверит ли кто-нибудь такой стране, что она готова к ядерной войне с Россией из-за Эстонии? Стране, которая так боится получить 60 тысяч мертвецов от пандемии, что готова вогнать себя в экономическую депрессию — и все для того, чтобы снизить потери от этой самой пандемии?

И чем дольше длится пандемия, тем шире, глубже и более чувствительными будут потери, которые несет наша страна.

А ведь мы, американцы, так живем в стране и мире, которые построили свое благополучие на гигантской горе финансовых долгов.

Долги студентов за обучение в университетах. Долги по ипотеке. Потребительские долги. Задолженность компаний. Долги муниципалитетов, графств и штатов. И наш государственный долг, который, составив 22 триллиона долларов, вознесся, как вавилонская башня, куда-то в стратосферу.

А ведь есть еще суверенные долги стран третьего мира и стран типа Аргентины и Италии. Если мы посадим экономики США и всего мира на долгую посадку, кто этот долг будет выплачивать? Или это неприличный вопрос?

Решения, который мы принимаем сегодня, бросая тысячи малых бизнесов в банкротство, а вместе с ними и миллионы граждан, — все эти решения могут вызвать лавину дефолтов по займам. И вот тогда могут посыпаться уже банки.

Решения, которые мы принимаем в момент кризиса с коронавирусом, определяют, очерчивают нас как нацию. Они посылают сигнал всему миру: вот чем мы, американцы, готовы пожертвовать, а вот что мы будем спасать любой ценой. А самим нам эти решения скажут: вот эту ценность у нас в стране сдают. А вот за эту — держатся любыми средствами.

Эти решения определят нашу иерархию ценностей. И эта иерархия может быть совсем другой, чем та, которую мы публично декларируем.