Во втором томе «Памятных мест России» историк рассматривает формирование памяти в стране на долгосрочную перспективу, которое сопровождается периодами искажения и амнезии.

В России существует несколько историй. Именно это многообразие рассматривает специалист по российской культуре Жорж Нива в монументальном труде «Памятные места России». Его второй том «История и мифы российской памяти» недавно был выпущен издательством Fayard. На сотнях страниц представлены вехи этой истории: историки, формировавшие национальную память на протяжении веков, от легендарных фигур вроде Петра Великого и Ленина до мифов о «Москве третьем Риме» и Отечественной войне 1812 года, святые и мученики, энциклопедии, еврейский вопрос и положение женщин…

«Libération»: Вы открыто ссылаетесь на «Памятные места» Пьера Норы. У вас такой же подход?

Жорж Нива: Вдохновившие меня «Памятные места» выстраивались постепенно. Я же очень скромен, но делал все сразу. Во Франции литература появилась раньше, как и соборы и свободные города с буржуазией. В России очень поздно заметили, что летописи начинаются с XI-XII веков. Выпуск летописей или «изобретение летописей», как я говорю, началось при Николае I с 60-томными новгородскими летописями и продолжается по сей день. Россия любит выстраивать на этом научную историю.

— Амнезия/гипермнезия — постоянное противоречие российской истории…

— У России долгая память, если сравнивать с Францией, у которой память коротка. Возьмем пример военной славы. Во Франции практически не осталось о ней представления, общество больше не знает, что такое война. От культа Наполеона ничего не осталось. Молодежь не знает, кто такой Хлодвиг… При этом в России все знают, кто такой Владимир Красное Солнышко, основатель Киевской Руси.

В то же время существует то, что я называю «школой амнезии». Она проявлялась у нас во время французской революции: Лион в наказание стал городом без названия, пусть это и продлилось всего несколько месяцев. При этом дыра в российской памяти заняла 70 лет советского периода, когда переименовывали города и переписывали историю. Стоит также отметить дыру в крестьянской памяти и фольклоре, о чем пишет вышедший из рабочей среды социолог Борис Фирсов. Он жил в бедном районе и собирал истории крестьян, которые прибыли в город после революции.

— Российское общество все еще страдает от искажения памяти, навязанной на государственном уровне амнезией…

— С точки зрения памяти, правда бессмысленна. Можно помнить ложь и верить в то, что она — правда. И все попытки настоящих историков доказать, что бойню в Катыни устроили не немцы, а советская армия, будут напрасными. Общественность осталась при своем мнении даже после того, как власти (сначала Ельцин, а потом Путин) признали это. Я также хотел показать другой аспект этого провала в памяти: было разрушено 95% церквей и монастырей, но оставшимися 5% занималась сильная реставрационная школа.

— Сегодня в изучении российской истории меньше мистификаций?

— В школьных учебниках, от Николая I до наших дней, всегда прославлялся существующий режим. Сегодня источником вдохновения стал президент Путин, который потребовал не исключать ничего, ни Белую гвардию, ни красных, ни автократию. Своеобразный консенсус.

— Но учебник критикуют за приуменьшение масштабов террора, ГУЛАГа и всех темных пятен коммунистического режима…

— Да, но «Архипелаг ГУЛАГ» в сокращенной версии за авторством вдовы Солженицына входит в школьную программу. Путин не запретил эту книгу и выступает за определенные дебаты на тему террора.

— Насилие на уровне государства и внушаемый им страх входят в число рассматриваемых вами основ…

— Страх перед государством был сформирован великим реформатором Петром I в XVIII веке. Тот привез науку и технологии, вел переписку с Лейбницем, но в то же время создал тайную полицию, которая внушала жуткий страх. Петр был деспотом, пусть и просвещенным. Другой ключевой фигурой российской истории был Иван Грозный. Он был сумасшедшим или прогрессивным человеком, который понял, что без террора не получится удержать под контролем такую большую территорию? Именно он придал России ее нынешнюю форму…

— Споры насчет исторической памяти приносят свои плоды в России?

— Там существуют давние и очень значимые для истории споры, но им не видно конца. Это напоминает сборники типа «За и против», в которых представлены разные точки зрения о творчестве писателей, поэтов и философов. Это интересно, но создает впечатление, что правды не существует, а есть только мнения. Эти споры никак не помогают найти ее. Взять хотя бы личность Бориса Годунова в XVI веке: действительно он заказал убийство царевича Дмитрия, чтобы занять трон? Нет, он этого не делал. Историки доказали это еще в 1920-1930-х годах. Тем не менее историку Николаю Карамзину нравилась такая смесь благодетели и порока, такое пятно на совести. Эту историю описывал и поэт Александр Пушкин. С этого момента такая версия стала общепризнанной, правдой. Российская культура обсуждает свою историческую память, но делает это плохо, поскольку не прислушивается к исторической науке.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.