С тех пор, как Россия напала на Украину, ни одно из российских изданий не выступило с заявлением: «Я украинец». Крупнейшие российские СМИ, которые сейчас призывают к освобождению Ивана Голунова, за все эти годы не высказали ни малейшего публичного сочувствия украинскому народу. На их первых полосах нельзя было увидеть хоть что-нибудь, что отдаленно напоминало бы солидарность с Украиной. Вся «некремлевская» российская пресса, общая аудитория которой составляет несколько десятков миллионов человек, заняла позицию «объективности». Согласно ей, не допускается публикация аналитических и тем более новостных материалов, в которых усматривалась бы поддержка в адрес украинской стороны.

На уровне редакционных руководств принята целая система стилистических приемов и стандартизированных формулировок, которые призваны максимально дистанцировать автора публикаций и их потребителей от простой истины о том, что Украина стала жертвой масштабной российской агрессии. Российские СМИ послушно согласились следовать национальному закону, который запрещает им под страхом закрытия и уголовного наказания называть захват Крыма «аннексией». Вместо этого они называют его «присоединением». Обширная самоцензура заполнила остальной юридический «вакуум»: разве существует уголовный закон, который заставляет российских журналистов называть пророссийских сепаратистов «ополченцами», захват Россией украинских моряков — «инцидентом в Керченском проливе», а находящихся в российских тюрьмах украинских политзаключенных — «подозреваемыми» и «приговоренными» в зависимости от стадии рассмотрения уголовного дела?

Обычным оправданием в таких случаях является ссылка на журналистские стандарты: мы на Донбассе не были, российских войск на востоке Украины воочию не видели, пуск ракеты «Бук» лично не наблюдали, перемещение грузовиков с вооружениями для боевиков не фиксировали — значит, и писать об актах агрессии так, как они того заслуживают, не можем. Вот только это лукавство. Потому что никто воочию не видел, как Голунову подбрасывали наркотики. Это не помешало изданиям «РБК», «Ведомости» и «Коммерсант», сайты которых ежедневно читают миллионы людей, выпустить печатные версии с фразой «Я/Мы Иван Голунов» на первых полосах. Никакой «объективности». Даже со стороны российских чиновников, которые невиданным образом проявили инициативу и принялись вмешиваться в дело. Для сдерживания инициатив пришлось даже задействовать Рамзана Кадырова, через которого Кремль намекнул на то, что «в деле Ивана Голунова разберутся следствие и суд, если прекратить прессинг».

Действительно, почему же не прислушаться к Кадырову и не дать следствию «разобраться» с делом Голунова вместо того, чтобы «тенденциозно» и без всяких «доказательств» называть его невиновным? Этот вопрос звучит дико только до тех пор, пока мы не вспомним, что точно так же российские до сих пор отказываются называть войну войной — несмотря на то, что, как и в деле Голунова, здесь все очевидно. Все эти годы они прекрасно знали, как происходил захват крымского полуострова, кто сбил «Боинг» и кто поставляет боевикам Донбассе вооружения. И все же в новостях РБК, «Медузы», «Дождя», «Эха Москвы» и прочих дружественных изданий говорится о каком-то непонятном «конфликте» и каких-то непонятных обстрелах, не стихающих с 2014 года.

Шестой год войны. Тысячи погибших. Сотни тысяч беженцев. Несколько миллионов человек, проживающих под контролем криминальных группировок, которые существуют исключительно благодаря поддержке Москвы. Я не помню, чтобы те же «РБК», «Ведомости», «Коммерсант» и все остальные когда-либо выходили с заголовками в поддержку Украины и других жертв российской агрессии. Не помню коллективных увольнений в знак протеста против «объективной» редакционной политики. Не помню, чтобы эти медиа объявляли Кремлю бойкот по случаю какого-нибудь очередного людоедства в Грузии, Украине, Сирии. Никто не писал: «Мы грузины», «Мы сирийцы», «Мы Скрипали», «Мы пассажиры MH 17», «Мы украинские моряки».

Согласно заявлению уполномоченной Верховной Рады по правам человека Валерии Лутковской, без учета Крыма количество заключенных граждан Украины в России составляет свыше пяти тысяч. С учетом Крыма, включая принудительно перемещенных с полуострова на территорию России, это число еще больше. Эта ужасающая цифра никогда не звучала в российской прессе, несмотря на то, что данные являются открытыми и вполне могли бы использоваться в каждой новости об украинских узниках Москвы. Однако даже те несколько десятков известных украинских граждан, имена которых звучали громче других, так и не стали символами протеста для той части российской прессы, которая не ассоциируется непосредственно с Кремлем. Олег Сенцов — человек с мировой известностью, нечеловеческой смелостью, премией Сахарова «За свободу мысли» и искалеченным здоровьем, утраченным в российской тюрьме, где ему предстоит провести 20 лет.

Почему его вопиющий случай не стал поводом к протестам со стороны российских СМИ? Почему газета «Ведомости» не печаталась с его фотографией на первой странице? Почему телеканал «Дождь» не разместил его изображение в верхнем углу экрана в режиме круглосуточной трансляции? Почему радиостанция «Эхо Москвы» не запустила в эфир ежечасную звуковую вставку, в которой выражался бы протест против медленного убийства украинского режиссера? Вместо этого все они продолжали рассказывать об этом и других аналогичных случаях так, будто являются сторонними наблюдателями, а не гражданами, власти которых ответственны за похищения, насилие, пытки и убийства.

Владимир Балух, Павел Гриб, Николай Карпюк, Александр Кольченко, Александр Кольченко, Сергей Литвинов — для россиян эти фамилии ничего не значат как раз потому, что об этом не позаботились российские СМИ. А об Иване Голунове — позаботились. Может быть, дело в том, что он — журналист, и в дело вступила профессиональная солидарность? Тогда вспомним, что есть Роман Сущенко — корреспондент «Укринформ», приговоренный к 12 годам заключения за «шпионаж». Алексей Бессарабов — журналист, приговоренный к 14 годам заключения за «терроризм» и «диверсии». Станислав Клых — журналист, приговоренный к 20 годам заключения за «принадлежность Правому сектору»* (запрещена в России) и «неповиновение полиции». Дмитрий Штыбликов — журналист, приговоренный к 5 годам заключения за «незаконное хранение оружия» и «подготовку к диверсии». Леньяра Абибуллаева, Осман Арифмеметов, Ремзи Бекиров, Руслана Люманова, Николай Семена — журналисты, находящиеся в статусе «подозреваемых» и ожидающие свершения над ними российского «правосудия». Многие российские журналисты даже не подозревают о существовании этих людей — своих коллег, которые были, по сути, навечно брошены в подземелье, где отсутствие свободы — это наименьшее из творящихся там зол.

Если бы российская журналистская общественность поднимала волну протеста, подобную нынешней, всякий раз при взятии в плен очередного украинца, то эта война, возможно, давно бы завершилась. Она продолжается именно потому, что российские журналисты продолжают употреблять «на Украине», соблюдать псевдостандарты и держать дистанцию. Вооруженная агрессия с массовыми жертвами, химические атаки, наемничество, оккупация и все прочие продукты путинизма стали возможными как раз потому, что российские журналисты совершенно не осознают свою ответственность к преступлениям Кремля (так в тексте — прим. ред.) и не отождествляют себя с их жертвами.

Я вовсе не говорю о том, что Голунов не заслуживает этой солидарности. Напротив. Я хочу сказать, что на примере поддержки в его адрес мы видим, как прогибается даже привыкшая к вседозволенности кремлевская машина. Хватило нескольких дней, чтобы «независимый» (от общества) суд воздержался от отправки Голунова в тюрьму. Не исключено, что Кремль немедленно вывел бы свои войска из Грузии, Украины и Сирии, освободил бы украинских заключенных, прекратил бы политические убийства и свернул бы вмешательство в дела иностранных держав, если бы российская пресса отказалась бы подчиниться цензуре и посвящала бы свои первые полосы протестам против захватнических войн, которые ведет российское правительство. Достигли бы российские журналисты такого результата или потерпели бы неудачу — мы не узнаем, потому что по какой-то странной причине российская пресса встрепенулась на Голунове, а все предыдущие годы захватнических войн — проигнорировала. Почему?

Я боюсь, что ответ будет очень неприятен для моих коллег: все дело в том, что многие из них не испытывают к Украине и другим жертвам российской агрессии ничего, кроме пренебрежения. Есть издания и журналисты, которые считаются «своими», потому что не «выпендриваются» и занимаются добротными антикоррупционными расследованиями. А есть Сенцов, Клых, Штыбликов, крымские активисты, украинские военные-добровольцы, которые с точки зрения клуба «российской интеллигенции» в круг «своих» никак не вписываются. Эти «странные» люди — из какого-то непонятного для российской метрополии «мирка», в котором есть западные ценности, национальная идентичность, Голодомор, история подчиненных Москве колоний, советская оккупация, «лесные братья» — вместо современных прагматичных отношений, где люди просто «делают деньги» и формируют «модные тренды».

В этом смысле между журналистами «оппозиционных российских изданий» и Кремлем сохраняется тайное единство — единство, которое коренится в представлении о том, что «не все так однозначно». Что Украина «сама виновата» в том, что стала жертвой агрессии. Что в Грузии живут «бездельники». Что сирийцы — это вообще не люди, а просто какое-то географически далекое недоразумение. Что «Петров и Боширов» в исполнении Слепакова — это задорно. Что Россия имеет право на сферы влияния. Что Порошенко спровоцировал «Керченский инцидент» для отмены президентских выборов. Что украинский язык как единственный государственный в Украине — это «безумие». Что Донбасс и Крым — «русские» территории. Что американцы «тоже» вмешиваются в иностранные выборы и проводят военные интервенции. Что международное право — это фикция. Что украинцам пора прекращать оказывать военное сопротивление России и начать, наконец, договариваться с ней о мире.

В результате спустя годы войны мы в буквальном смысле не имеем ни одного российского издания — прежде всего, крупного, — которое занимало бы четкую проукраинскую позицию. Что такое проукраинская позиция? Это когда на сайте издания есть рубрика под названием: «Хроника войны России против Украины». На сайтах ведущих украинских изданий она есть. И если мне скажут, что российским изданиям пришлось бы расплатиться за поддержку Украины закрытием, а журналистам этих изданий — уволиться и навсегда забыть о профессии в родной стране, то я бы ответил, что выбрал бы именно такой вариант. Потому что журналистика — это гуманитарная миссия, а не способ заработать популярность и деньги.