Интервью с политологом, бывшим заместителем главы МИД Польши, сотрудником Института политических исследований Польской академии наук Павлом Ковалем (Paweł Kowal)

Rzeczpospolita: Польша хочет пригласить российскую делегацию в январе следующего года на мероприятия, приуроченные к 75-й годовщине освобождения концлагеря «Аушвиц», надеясь, что это поможет провести церемонию в Смоленске в 10-ю годовщину крушению президентского самолета. Окажется ли такая стратегия эффективной?

Павел Коваль: Теоретически такие шаги могут быть эффективными, но остается вопрос, имеют ли они смысл на фоне состояния отношений между нашими странами. Когда о дипломатической тактике начинают заранее слишком много говорить, появляются сомнения в том, что она позже сработает. Иногда я думаю, что было бы хорошо пригласить кого-то из российских руководителей 1 сентября на Вестерплатте, чтобы они могли услышать, какую позицию занимает Польша по поводу тех событий. Россияне (в отличие от немцев) стараются обходить эту тему стороной, но нам следовало бы напоминать о контексте развязывания Второй мировой войны, ведь некоторые тренды в истории могут возникать вновь. Другого удобного случая сказать об этом российским элитам не будет.

— Польско-российские контакты в последние годы были заморожены. Какое событие в первую очередь привело к их ухудшению?

— Разумеется, смоленская катастрофа, а также несколько предшествовавших ей событий. Однако Польша — не единственная страна в мире, отношения которой с Россией стали прохладными. На них накладывает отпечаток современная российская политика, в первую очередь аннексия Крыма и война на востоке Украины. Эти события непосредственно связаны с польскими интересами в регионе и представляют угрозу для нашей безопасности.

— Почему, в контексте ухудшения польско-российских отношений на первый план выходит именно смоленская катастрофа?

— Дело в том, как расследовались причины катастрофы. Партия «Право и Справедливость» (PiS) обещала, что если она придет к власти, то придаст этой теме международный статус. За границей заказывались какие-то экспертизы, были попытки обсудить этот вопрос на разных парламентских форумах, но в политическом плане его даже не удалось поместить в контекст отношений между Москвой и ЕС. В плане выведения этой темы на международный уровень самые большие планы были у Радослава Сикорского (Radosław Sikorski). Когда он занимал пост министра иностранных дел, он пытался включить тему возврата Польше обломков в российско-европейскую повестку.

— В интервью «Жечпосполита» Магдалена Мерта (Magdalena Merta), вдова погибшего под Смоленском заместителя министра культуры Томаша Мерты (Tomasz Merta), ссылаясь на Ваши слова, сказала, что непосредственно после катастрофы «Поляки могли получить у россиян все, что хотели».

— Это, видимо, какое-то далеко идущее упрощение. Я никогда не считал и не заявлял, что можно было добиться принципа экстерриториальности при расследовании причин катастрофы на территории России. Вначале, действительно, казалось, что пока к теме приковано внимание мировых СМИ, мы можем получить от Владимира Путина, например, какие-нибудь дополнительные обещания, но, как мы уже знаем, оснований верить, что Москва решила бы их выполнить, не было.

Люди, которые критикуют шаги Дональда Туска (Donald Tusk), придя к власти, получили возможность действовать сами. Правительство «Права и справедливости» создало «смоленскую комиссию», но она не добилась никаких результатов и стала предметом критики как со стороны оппозиции, так и представителей правящего лагеря. Документы, которые создает Комиссия, не принимает во внимание даже оборонное ведомство (на его сайте о них не сообщается).

Я думаю, польскому руководству следует критически взглянуть на то, что ему удалось сделать в направлении выяснения деталей катастрофы, на то, как выглядели в последние годы отношения с Россией, и задуматься, не оказались ли обещания невыполнимыми. Этот опыт должен стать уроком смирения.