«Война с Россией?», как и биография живого человека, — книга без конца. Ее название является не предсказанием, а предупреждением — вроде того, что покойный Гор Видал (Gore Vidal) назвал «журналистской системой оповещения». Отсюда — и вопросительный знак. Я не могу предсказывать будущее. Всеохватывающая тема книги основана не на какой-то политической повестке дня, идейности или магическом предвидении, а на фактах прошлой и сегодняшней жизни.

Сформулирую эту тему иначе: новая американо-российская холодная война более опасна, чем ее 40-летняя предшественница, которую пережил мир. Еще больше вероятность того, что она может привести — случайно или целенаправленно — к фактическому столкновению между двумя ядерными сверхдержавами. В этом заключается еще один зловещий знак. Во время прошлой холодной войны возможность ядерной катастрофы была в центре американских политических и медийных дискуссий, а также находилась на первом плане при выработке политики. А во время новой холодной войны эта возможность, похоже, зачастую не является даже проблемой.

В последние месяцы 2018 года факты и нарастающие кризисы, которые они иллюстрируют, усугубляются, особенно в американском политическом истеблишменте и СМИ, где, как я писал, новая холодная война зародилась и периодически обостряется. Рассмотрим несколько примеров — некоторые из них мало чем отличаются от политических и медийных событий в преддверии войны США в Ираке — того, как, по словам историков, великие державы, «не осознавая возможных последствий, скатились» к Первой мировой войне.

Все главные обвинения «Рашагейта» — американо-российского сговора, измены — остаются недоказанными. Но они стали центральным элементом новой холодной войны. Во всяком случае они серьезно ограничивают способность президента Дональда Трампа вести переговоры с Москвой в кризисных ситуациях и при этом способствуют еще большей демонизации президента России Владимира Путина за то, что он, как многие утверждают, лично распорядился «атаковать Америку» во время президентской кампании 2016 года. Некоторые голливудские либералы ранее опустили знак вопроса, заявив «Мы находимся в состоянии войны». В октябре 2018 года будущий номинальный глава Демократической партии Хиллари Клинтон поддержала это безрассудное утверждение, категорически заявив, что США «подверглись нападению со стороны иностранной державы», и приравняла это к «терактам 11 сентября 2001 года».

Не исключено, что ее, Клинтон, спровоцировал очередной всплеск профессиональной небрежности и нечистоплотности изданий «Нью-Йорк Таймс» (The New York Times) и «Вашингтон Пост» (The Washington Post). Соответственно 20 и 23 сентября эти исключительно влиятельные газеты опубликовали статьи, иллюстрированные зловещей обличительной графикой. В них они в экстренном порядке пересказали стереотипные пропагандистские материалы о «Рашагейте», которые они усердно распространяли на протяжении почти двух лет — вместе с неоднократно повторявшимися ложными утверждениями и измышлениями, выборочной и сомнительной последовательностью событий и фактическими ошибками.

Например, о печально известном Поле Манафорте, который в 2016 году несколько месяцев был председателем предвыборного штаба Трампа, говорили, что во время своей работы в качестве лоббиста Украины при тогдашнем президенте Викторе Януковиче он действовал с «прокремлевских» позиций, хотя на самом деле он действовал в интересах Евросоюза. Опять же, генерала Майкла Флинна, опального советника Трампа по национальной безопасности, обвинили в «вызывающих тревогу» связях, хотя он не сделал ничего плохого или беспрецедентного, беседуя с представителем Кремля от имени избранного президента Трампа. Эти два издания криминализировали идею того, что, как выразилась «Нью-Йорк Таймс», «США и Россия должны искать области, представляющие взаимный интерес», некогда послужившую предпосылкой разрядки. И еще — «Нью-Йорк Таймс», уверяя читателей, что ее «специальный репортаж» — материал, в 10-ти тысячах слов которого («как нам теперь достоверно известно») было глубоко заложено соответствующее признание: «Никаких общедоступных доказательств того, что предвыборный штаб Трампа состоял в сговоре с Россией, не появилось» (упомянутые в тексте «канцелярские» уголовные обвинения и признания вины не были связаны с Россией и к «Рашагейту» были причислены «за компанию»).

Удивительно, но ни одна из этих газет не прислушалась к решительному заявлению Боба Вудворда (Bob Woodward) из «Вашингтон Пост» (который обычно считается самым авторитетным хроникером политических секретов Вашингтона), что после двух лет расследований он не нашел доказательств сговора между Трампом и Россией.

«Нью-Йорк Таймс» и «Вашингтон Пост», а также другие печатные изданиями не были единственными СМИ, которые прибегали к подобным методам работы и продолжали замалчивать противоположные мнения. Ведущий распространитель заявлений о «Рашагейте» на «Си-эн-эн» (CNN) написал в «Твиттере», что американский кандидат в президенты от третьей партии «повторяет тезисы России о своем вмешательстве в выборы 2016 года и о внешней политике США». Другой видный деятель «Си-эн-эн» действовал, так сказать, более «геополитически», предупреждая, что «в Сирии только дурак принимает слова Владимира Путина всерьез», тем самым исключив американо-российское сотрудничество в этой истерзанной войной стране. Почти то же самое происходило практически каждый вечер на кабельном телеканала «Эм-эс-эн-би-си» (MSNBC).

Для большинства ведущих СМИ тема «Рашагйета», похоже, стала своего рода культовой для журналистики, которой не могут помешать ни встречные доказательства, ни анализ — а значит и все более важным фактором, способствующим новой холодной войне. Более того, то, что началось два года назад в виде жалоб на российское «вмешательство» в президентские выборы в США, к октябрю 2018 года для газеты «Нью-Йоркер» (The New Yorker) и других изданий превратилось в обвинения в том, что Кремль фактически «усадил» Дональда Трампа в президентское кресло. Убедительных доказательств, подтверждающих это возмутительное клеветническое обвинение, тоже нет — как нет и прецедентов в американской истории.

На более высоком уровне к осени 2018 года нынешние и бывшие американские чиновники высказывали в адрес Москвы практически беспрецедентные угрозы. Постпред США при НАТО Кэй Бэйли Хатчисон (Kay Bailey Hutchison) пригрозила «вывести из строя, уничтожить» все российские ракеты, которые, по ее мнению, создаются в нарушение договора 1987 года, что, несомненно, чревато ядерной войной. Министр внутренних дел Райан Зинке (Ryan Zinke) пригрозил России морской «блокадой». А постпред США при ООН Никки Хейли в очередном русофобском порыве заявила, что «ложь, обман и мошенническое поведение» стали «нормой русской культуры».

Возможно, это бредовые заявления неискушенных политических назначенцев, но после них опять неизбежно возникает вопрос: кто в Вашингтоне вырабатывал политику в отношении России — президент Трамп со своей провозглашенной политикой «сотрудничества» или кто-то другой?

Но чем, если не необузданным экстремизмом, объяснить высказывания Майкла Макфола, бывшего посла США в Москве, который сам долгое время был преподавателем политологии, экспертом по России и ведущим привилегированным комментатором? По словам Макфола, Россия стала «государством-изгоем», ее политика представляет собой «преступные действия» и «самую большую угрозу миру». Ей следовало противодействовать «превентивными санкциями, которые вступали бы в силу автоматически» — «ежедневно» в случае необходимости. Учитывая возможность введения «сокрушительных» санкций, предложенных недавно двухпартийной группой сенаторов США, это станет объявлением России перманентной войны — экономической, но все же войны.

Между тем, обстановка на других фронтах новой холодной войны становилась все более чреватой началом горячей войны — особенно в Сирии. 17 сентября сирийскими ракетами был случайно сбит союзнический российский разведывательный самолет, в результате чего погибли все 15 членов экипажа. Причиной инцидента послужили маневры осуществлявших в этом районе боевые действия израильских военных самолетов с целью ввести противника в заблуждение. Реакция в Москве была показательной — и содержащей потенциальную угрозу.

Сначала Путин, у которого сложились хорошие отношения с политическим руководством Израиля, заявил, что инцидент был «цепью трагических случайных обстоятельств» в неясной боевой обстановке. Однако его собственное Министерство обороны категорически с этим не согласилось, заявив о вине Израиля. Путин быстро отступил, заняв более жесткую позицию, и в итоге пообещал направить в Сирию высокоэффективный зенитный ракетный комплекс С-300, о получении которого давно мечтали и Сирия, и Иран.

Очевидно, что Путин не был тем «агрессивным кремлевским самодержцем», каким его неустанно изображают американские СМИ. Действуя умеренно с учетом российских особенностей, он снова принял важное решение, найдя оптимальный вариант для конфликтующих групп и взвесив их интересы. В этом случае он пошел навстречу давним сторонникам жестких мер в руководстве своих силовых структур.

В результате появился еще один «сдерживающий фактор» холодной войны. Установив в Сирии С-300, Путин мог бы фактически ввести «бесполетную зону» над большими участками территории страны, которая разорена войной в немалой степени из-за присутствия нескольких иностранных держав. (Россия и Иран находятся там на законных основаниях, а Соединенные Штаты и Израиль — нет). Если это так, то это означает новую «красную черту», переходить которую или нет, придется решать Вашингтону и его союзнику Израилю. Учитывая одержимость, которой охвачены Вашингтон и СМИ, трудно быть уверенным в том, что этот сдерживающий фактор выйдет на первый план. Вполне возможно, что в соответствии со своей политикой в отношении России президент Трамп в целом склонен присоединиться к возглавляемому Москвой мирному процессу, хотя маловероятно, что вдохновленная демократами группа политиков, одержимых идеей «Рашагейта», позволит ему это сделать.

Теперь растет опасность еще на одном фронте холодной войны — новое измерение приобрела американо-российская опосредованная война «чужими руками» на Украине. Помимо гражданской войны на Донбассе, Москва и Киев создают проблемы кораблям друг друга в Азовском море, возле недавно построенного моста, соединяющего Россию с Крымом. 25 ноября это переросло в небольшой, но потенциально взрывоопасный военный конфликт на море. На Трампа оказывают давление, требуя от него помочь Киеву в эскалации морской войны — что является еще одной потенциальной «красной чертой». Здесь президент также должен вместо этого использовать влияние своей администрации в реализации давно зашедших в тупик минских мирных соглашений. Но и этот подход, похоже, исключают те, кто говорит о «Рашагейте». В их рядах до шестого октября был еще один обозреватель «Нью-Йорк Таймс» — Фрэнк Бруни (Frank Bruni), назвавший все подобные инициативы Трампа «сводничеством в пользу Путина».

Как показали эти недавние примеры угрозы войны с Россией, после пяти лет экстремизма — и впервые за насчитывающую несколько десятилетий историю холодной войны — в Вашингтоне не осталось никаких противодействующих сил. Ни выступающего за разрядку крыла Демократической или Республиканской партии, ни выступающей против холодной войны влиятельной оппозиции вообще, ни реальных общественных дебатов. Был лишь Трамп — со всей той неприязнью, которую он внушал, но даже он не напоминает стране или своей собственной партии, что президентами, которые были инициаторами серьезных моментов разрядки в XX веке, также были республиканцы — Эйзенхауэр, Никсон, Рейган. Похоже, что и это также является неприемлемым «нетрадиционным фактом».

И поэтому остается вечный вопрос — и не только для русских — что делать? Здесь, правда, есть проблеск надежды, хотя и не более чем проблеск. В августе 2018 года Институт Гэллапа провел опрос среди американцев, спросив их, какую политику в отношении России они предпочитают. Даже на фоне потока клеветнических заявлений о «Рашагейте» и русофобии, 58% респондентов ответили, что хотели бы «улучшить отношения с Россией» — в отличие от 36% участников опроса, которые предпочитали «принятие в отношении России жестких дипломатических и экономических мер».

Это напоминает нам о том, что новая холодная война, начиная с расширения НАТО на Восток и украинского кризиса 2014 года до «Рашагейта», была проектом элит. Почему после распада Советского Союза в 1991 году американские элиты в итоге выбрали холодную войну, а не партнерство с Россией? Это вопрос, ответ на который в рамках этой книги в мои планы не входит. Что же касается особой роли американской элиты из числа представителей спецслужб (которую я называю «Интелгейт»), попытки раскрыть ее в полной мере по-прежнему предпринимаются — и по-прежнему пресекаются.

Чтобы дать исчерпывающее объяснение выбора в пользу постсоветской холодной войны, потребовалось бы понять потребность американского политического истеблишмента и СМИ — в том числе идеологическую, внешнеполитическую и бюджетную — во «враге». Или же, возможно, в условиях холодной войны, которая господствовала в американо-российских отношениях более половины столетия, начиная с 1917 года, это было привычным делом. В качестве иллюстрации этого может служить то, что значительное «вмешательство» в выборы 2016 года в США со стороны Украины и Израиля не вызвало политического скандала. Во всяком случае, с тех пор, как такой подход к постсоветской России был взят на вооружение, продвигать его было несложно. Легендарный юморист Уилл Роджерс (Will Rogers) в 1930-е годы шутил: «Россия — это страна, все, что говорят о которой, является правдой». Тогда, до начала 40-летней холодной войны и появления ядерного оружия, эта шутка была смешной. А теперь — уже нет.

Каким бы ни было исчерпывающее объяснение, многие последствия, которые я проанализировал в книге «Война с Россией?» продолжают разворачиваться — и многие из них нежелательны и неблагоприятны для реальных национальных интересов Америки. Идею отхода России от Запада, ее «разворота в сторону Китая», сегодня признают и поддерживают многие ведущие московские политологи. Даже европейские союзники иногда выступают на стороне Москвы против Вашингтона. Поддерживаемое Соединенными Штатами киевское правительство до сих пор скрывает, кто на самом деле стоял за «снайперской бойней» на Майдане 2014 года, приведшей его к власти. Бессмысленные санкции США помогли Путину вернуть в страну активы, которые олигархи держали за рубежом — в 2018 году было возвращено не менее 90 миллиардов долларов. Ведущие СМИ упорно искажают смысл внешней политики Путина, называя ее политикой, «проводить которую не решался даже СССР». И когда анонимный инсайдер из Белого дома разоблачил в «Нью-Йорк Таймс» «аморальность» президента Трампа, единственная фактическая политика, которую выделил он или она, была политика в отношении России.

Я уже достаточно много писал о демонизации Путина (газета «Вашингтон Пост» даже ухитрилась назвать народную поддержку его существенного вклада в улучшение жизни в Москве «сделкой с дьяволом»), но важно отметить, что это «умопомешательство» отнюдь не носит всемирного характера. Даже корреспондент «Вашингтон Пост» признал, что «бренд Путина привлек внимание и захватил умы политиков, выступающих против истеблишмента и США, во всем мире». Один британский журналист подтвердил, что в результате «многие страны мира сейчас выбирают политику с Россией в качестве перестраховки. А американский журналист, живущий в Москве, сообщил, что «в результате бесконечной демонизации лично Путина он фактически стал „святым", превратившись в святого покровителя России».

Опять же, что можно сделать в свете всего этого? Пытаясь добиться перемен, мы в эмоциональном плане и с учетом некоторых исторических прецедентов, а также исходя их из демократических убеждений, традиционно ориентируемся на «народ», на избирателей. Но внешняя политика уже давно стала особой прерогативой элит. Для того чтобы коренным образом изменить политику холодной войны, нужны лидеры. Когда придет время, возможно, они появятся в рядах авторитетных, состоявшихся и даже крайне консервативных представителей элит, как это неожиданно произошло в середине 1980-х годов с Рональдом Рейганом и Михаилом Горбачевым, которые стали выступать за разрядку. Но есть ли у нас время, учитывая надвигающуюся опасность войны с Россией? Виден ли на американском политическом горизонте какой-нибудь лидер, который скажет своим элитам и партии, как Горбачев: «Если не сейчас, то когда? Если не мы, то кто?»

Мы также знаем, что такие лидеры, хотя они и встроены в свои элиты и изолированы ими, слышат и читают мнения других людей, нонконформистов, которые мыслят иначе. Некогда почитавшийся американский журналист Уолтер Липпманн (Walter Lippmann) заметил: «Там, где все думают одинаково, никто особо и не думает». Эта книга — моя скромная попытка пробудить в людях желание больше думать.