Когда рушатся великие империи и политические системы, это обычно происходит с пугающей скоростью. Именно так и случилось с Советским Союзом, который в начале 1970-х годов достиг своего апогея, став глобальной сверхдержавой, которая, по мнению некоторых комментаторов, могла превзойти и оставить далеко позади своих предположительно деградировавших западных соперников. Но спустя менее 20 лет СССР канул в лету, подобно Озимандии из сонета Шелли, превратившись в руины и песчаную пустыню.

Его эпитафия могла бы звучать точно так же: «Взгляните на мои великие деянья, / Владыки всех времен, всех стран и всех морей! / Кругом нет ничего».

В целом, исторические сравнения обычно являются не слишком хорошими помощниками в процессе анализа происходящего в настоящее время, и в отличие от министра иностранных дел Джереми Ханта (Jeremy Hunt) я бы не стал проводить множество параллелей между Евросоюзом и СССР. Эти два блока имеют совершенно разные исторические корни, и практически во всех аспектах они так же непохожи друг на друга, как Китай и США.

Тем не менее, те, кто отказывается извлекать уроки из истории, обречены ее повторять, и, как выясняется, существует ряд очевидных параллелей между упадком и крахом Советского Союза и теми недостатками, которые мы сегодня видим в Евросоюзе.

Большинство звучащих со стороны англосаксов прогнозов о неизбежном упадке Евросоюза высмеиваются как попытки принимать желаемое за действительное патологическими евроскептиками, которые совершенно не понимают его историю, его цель, заключающуюся в поддержании мира, и его доктрину предназначенности.

Но в 1960-х годах то же самое говорили о тех, кто считал, что Советский Союз был обречен на забвение. На пике его мощи было совершенно невозможно представить себе, что Советский Союз распадется с такой скоростью.

Почему этот масштабный эксперимент с марксистской идеологией ожидал такой впечатляющий провал? Как пишет Мартин Макколи (Martin McCauley) в своей блестящей книге «Расцвет и закат Советского Союза» (The Rise and Fall of the Soviet Union), вероятной ключевой причиной стало то, что СССР был неспособен на полноценные реформы, а его лидеры были настолько оторваны от реальности происходящего, что они не осознавали необходимость преобразований, пока не стало слишком поздно.

Люди, принимавшие политические решения, отчитывались за них не перед теми, кто стоял ниже, а только перед теми, кто стоял выше них. Это была жесткая система — своего рода светская религия — которая со временем все хуже и хуже справлялась с растущими проблемами советской экономики.

Это вовсе не значит, что никаких реформ не было. Начиная с Хрущева, было проведено довольно много реформ. Но те реформы были фрагментарными, неверно направленными и неэффективными, и в конечном счете все они привели лишь к отчуждению партийной элиты. По большому счету они ничего не изменили. Есть старый советский анекдот о том, как на пике горбачевских реформ один партийный секретарь в Сибири телеграфировал в Москву: «Мы полностью осуществили перестройку и ждем ваших дальнейших указаний».

Я не хочу переоценивать параллели, но неспособность Советского Союза адаптироваться чем-то напоминает мне то неизменное упрямство и нежелание прислушаться к вполне обоснованным жалобам, которые характерны сегодня для Евросоюза.

Вы, должно быть, думаете, что когда вторая крупнейшая экономика ЕС голосует за выход из блока, когда четвертая крупнейшая экономика ЕС, Италия, выбирает популистское правительство, очевидно, вознамерившееся разрушить всю эту систему изнутри, когда президент третьей крупнейшей экономики, Франции, признает, что он ни за что не стал бы проводить референдум по вопросу членства в ЕС, потому что он знает, как проголосуют люди, и когда восточные члены ЕС, некогда входившие в состав Советского Союза, вновь скатываются к авторитаризму, жребий, казалось бы, уже брошен: Евросоюз столкнулся с серьезными проблемами.

Но нет. Все эти волнения и возмущения воспринимаются не как недостатки всей системы в целом, а как результат политических и экономических просчетов, ответственность за которые целиком и полностью несут власти конкретных государств. Если бы Италия подчинилась и выполнила все приказы центра, ее проблемы исчезли бы — такова господствующая точка зрения. Но, сколько бы ошибок Италия ни допустила, а она допустила массу ошибок, эта точка зрения вряд ли соответствует действительности.

Как сейчас многие понимают, в основе многих нынешних проблем Европы лежат высокомерие денежного союза и высокая степень централизующей экономической и финансовой интеграции, необходимая для его сохранения. Обнародованные на этой неделе данные по ВВП, свидетельствующие о том, что Италия скатилась к откровенной рецессии, подтверждают, что финансовый и экономический кризис единой валюты вовсе не закончился и, возможно, вступает в новую, не менее разрушительную фазу.

ВВП на душу населения в Италии сегодня держится на том же уровне, что и 20 лет назад, когда евро только ввели, — огромный срок по современным меркам. Поэтому неудивительно, что итальянцы проголосовали за правительство клоунов. Люди предпочтут кого угодно, лишь бы не видеть тех, кто вверг страну в этот экономический кошмар.

Повторюсь, я не настаиваю на том, что мои аналогии безупречны, но в определенном смысле евро — это европейская версия тех бед, с которыми столкнулась плановая экономика Советского Союза. Это такая же навязанная сверху конструкция, в которой изначально заложен подход в духе «единый размер подходит всем» и которая точно так же неспособна адаптироваться к национальным нуждам и приоритетам.

Стоит ли говорить, что Коммунистическая партия Китая изучила в мельчайших подробностях причины краха СССР, и, проводя свои реформы, она решительно намерена не повторять чужие ошибки. Лидеров Евросоюза нельзя сравнивать с аппаратчиками советской эпохи, однако они тоже могут извлечь пару полезных уроков из катастрофического эксперимента с централизацией политической власти.