Современные авторитарные режимы апеллируют к прошлому. Их повестка проста: «сегодня — это испорченное вчера». Мол, был некий «золотой век», и теперь в него нужно вернуться.

«Духовные скрепы» — то, что роднит любого консерватора. Причем набор самих «скреп» редко меняется от страны к стране. Гомофобия. Моногамия и гендерные роли. Религиозность. Мы привыкли кивать на Россию, но она лишь одна из стран в долгом перечне поборников «традиционности».

Можно, конечно, штурмовать эту цитадель предрассудков. Можно говорить, что моногамные отношения — это реальность того времени, когда средняя продолжительность жизни была вдвое меньше современной. Что институт семьи оказался в кризисе в тот момент, когда перестал быть экономически необходим. Что современные люди вольны распоряжаться своей жизнью и своим телом так, как сочтут нужным.

Можно вспомнить, что поиск в религии ответов на вопросы мироздания был удачной затеей в те времена, когда естественные науки лишь зарождались. Что сегодня нейробиология дает куда больше ответов на вопросы о материнской привязанности, дружбе и самопожертвовании, чем священные тексты. В конце концов, даже любовь — это, главным образом, повышенный уровень дофамина и норадреналина при пониженном уровне серотонина.

Мир меняется так быстро, что люди перестают успевать адаптироваться

Можно доказывать гомофобам, что уровень распространения ЛГБТ в любом обществе статичен. Что гормональный всплеск на втором триместре беременности с большой вероятностью приведет к тому, что ребенок будет принадлежать к этой группе. Что все апелляции к «демографическому кризису» не имеют отношения к равенству гражданских прав.

В конце концов, можно доказывать саму ущербность веры в ушедший «золотой век». Приводить статистику по продолжительности жизни. По побежденным болезням и предотвращенным эпидемиям. Объяснять, что жизнь любого «скрепоносца» была бы трудной и скудной, если бы ему не повезло угодить в пять процентов элиты.

Все это можно было бы сказать. Но безрезультатно.

Потому что главное содержание мифа о «скрепах» и «прошлом» — это бегство от перемен. Тех самых, что на протяжении последнего века лишь набирают обороты.

​На протяжении столетия реальность быта оставалась незыблемой. Орудия труда, ежедневный уклад, представления о мире и норме были одинаковы на протяжении огромного периода истории. А затем все изменилось. Быт наших бабушек разительно отличается от нашего. Мир меняется так быстро, что люди перестают успевать адаптироваться.

Он продает аудитории миф. О том, что они — наследники и носители правды. О том, что в их невзгодах виноваты перемены, а не их собственная неготовность меняться. Он торгует простотой — той самой, что хуже воровства. Он дарит пастве ощущения безгрешности и обиды — самые сильные ментальные наркотики из существующих.

В прошлом нет рецептов. Чтобы их там найти — нужно вновь построить вокруг себя средневековье. Любые попытки сбежать во «вчера» изначально обречены. Можно сколько угодно бить ткацкие станки — но промышленную революцию это все равно не отменит. Можно отказывать своему ребенку в вакцинации — но это лишь обречет его в случае новой эпидемии.

Но беда в том, что миф нельзя победить фактами. Он всегда самодостаточен — капсулирует своего носителя в прочную броню из предрассудков и самооправдания. Отказ от мифа равноценен выходу из зоны комфорта. Потому что потребует от своего носителя деятельных усилий. Лишит монополии на истину.

Особенность в том, что нашему миру нет никакого дела до наших иллюзий. Он просто идет вперед со скоростью шестьдесят минут в час. И проблемы отстающих становятся лишь их собственным приговором.

Каждый выбирает по себе. И несет за это ответственность.