Для Владимира Путина Сирия была нескончаемым даром. Осуществлённое им в 2015 году военное вторжение вернуло России ее важное место в мировой дипломатии — возвращение, удивительное для страны, проведшей два десятилетия в бедности и всеобщем презрении на задворках мировых переговоров. На домашнем фронте война стала новой опорой для престижа Путина после того, как эйфорию от аннексии Крыма подточили проблемы с экономикой, вызванные низкими ценами на нефть и санкциями. На Ближнем Востоке Россия сумела продемонстрировать как союзникам, так и соперникам, что она снова может направлять свою мощь настолько же эффективно, насколько это делал Советский Союз. А в Европе вызванный беженцами кризис сотряс ЕС как раз тогда, когда союз договорился о санкциях против Москвы и укрепил положение борющихся против иммиграции и Брюсселя партий, которые Кремль поддерживает во Франции, Венгрии, Нидерландах и Италии. Еще одна летняя волна беженцев вполне может окончательно расколоть ЕС. Как Джордж Сорос (George Soros) написал в понедельник в Guardian, «самый простой способ избежать падения для режима Путина — обрушить ЕС первым».

Таким образом, до прошлой недели положение в Сирии было для России беспроигрышным. Продолжение войны посеяло бы дальнейший хаос в Европе, а сумей Россия добиться мира, это привело бы к дальнейшему росту ее влияния и стало бы для Путина важной стратегической победой.

А потом произошли две вещи: Асад зашел слишком далеко, а Трамп изменил свои взгляды. Эти события связаны между собой. То, что именно силы Асада использовали зарин в удерживаемом повстанцами городе Хан-Шейхуне, все еще не установлено наверняка. Однако если за это действительно ответственны генералы Асада, как на то намекают растущие доказательства ООН, по всей видимости они совершили ошибку и поверили Дональду Трампу на слово. Они не ожидали, что американский президент, сам себя объявивший изоляционистом, вмешается в сирийский конфликт, какие бы преступления они ни совершили.

Однако после того, как на этой неделе Трамп провел бомбардировку авиабазы режима, Сирия внезапно перестала быть полезной для России и превратилась в опасную проблему. Если раньше она служила в качестве универсального дипломатического орудия, последствия американского налета в Сирии угрожают ряду жизненно важных российских интересов. Во-первых, Америка и Великобритания обсуждают введение новых и более обширных санкций в наказание за поддержку Асада Москвой — как раз тогда, когда Кремль рассчитывал расколоть единство среди европейцев в продлении санкций за аннексию Крыма. Во-вторых, налет положил начало расколу в едва сложившихся отношениях между Трампом и Путиным, на которые Путин возлагал и, возможно, все еще возлагает большие надежды.

И, что стало для России самым тяжким ударом, крылатые ракеты, взмывшие на прошлой неделе в небеса, отметили тихий переворот в Белом Доме. Изоляционист Стивен Бэннон (Steve Bannon) — почитатель жесткого консерватизма Путина и последователь любимого философа-евразийца Кремля Александра Дугина — лишился места в Совете национальной безопасности США, тогда как многие из новых руководителей разведки и генералов Трампа агрессивно настроены по отношению к России. Даже министр иностранных дел Рекс Тиллерсон (Rex Tillerson), который управлял делами американского нефтяного гиганта Exxon, пока не стал его генеральным директором, и поддерживал тесные отношения с союзником Путина Игорем Сечиным, однозначно осудил защиту Асада Москвой на встрече G7. В общем, команда Трампа оказалась какой угодно, но только не дружественной к Кремлю, а благодаря обвинениям во вмешательстве в ход американских выборов любые связи с Россией стали для вашингтонских политиков опасными.

На самом деле Путина не слишком волнует Асад; у России нет действительно значимых интересов в Сирии. Так называемая «морская база» России в Тартусе на деле представляет собой 300-ярдовую утлую пристань с заправкой и гарнизоном из 30 человек. Сирия важна Кремлю скорее как символ, место, где Путин провел свою собственную красную черту и наконец дал миру отпор.

После двух десятилетий западных вторжений, начавшихся в Белграде и Косово и закончившихся устроенными США (по мнению Кремля) Арабской Весной и сменой власти на Украине, Россия наконец воспротивилась монополии США на военные вторжения и смену режимов. Вмешательство в Сирии стало образцом оппортунизма Путина — региональная война, с которой не хотел разбираться Обама, превратилась в сцену, на которой Кремль смог продемонстрировать военную мощь, накопить дипломатический капитал и накормить свое население новостями о военных победах. И все это ценой размещения единственного отряда из 35 или около того самолетов.

Проблема Москвы в том, что в войну легче ввязаться, чем из нее выйти. Отношения Москвы с Трампом и будущее санкций имеют для Путина куда большее значение, чем будущее режима Асада. Тем не менее, здесь действуют правила Pottery Barn (магазин мебели, — прим. перев.) — кто сломал, тот и платит. Хотя Сирия больше не приносит политических выгод, у Путина нет легкого способа выйти из конфликта, не потеряв лицо. Более того, становится очевидным, что Россия не может управлять даже подопечным ей Асадом, который, по всей видимости, нарушил договор о сдаче химического оружия, которого столь гордо добилась Россия в 2013 году.

Положение на линии фронта тоже близится к критическому повороту. Воздушная мощь России стала решающим фактором в падении Алеппо под напором сил Асада — однако, к сожалению Москвы и Дамаска, повстанцы не проявляют желания сдаться. Что важнее, поддерживаемые США и возглавляемые курдами повстанцы с высокой вероятностью возьмут штурмом Ракку, в которой укрепился ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация — прим. ред.). Когда Ракка — а затем и лежащий в соседнем Ираке Мосул — падут, обширная территория в Сирии окажется под контролем союзных американцам и враждебных Асаду сил, защищенных американской авиацией. С самого начала было ясно, что Асад не сумеет одержать решающую победу в этой войне, но после американского налета, вновь склонившего против него равновесие сил, даже заключение мирного договора на его (и российских) условиях выглядит все менее вероятным. Сирийская война, ставшая для Путина столь престижной, выскальзывает у него из-под контроля.