Условных строителей внутриполитической машины (Сурков, Володин) теперь заменяют на водителей — тех, кому предстоит управлять уже сложившейся конфигурацией, не меняя ее фундаментальных основ. Именно эту роль и будет выполнять Сергей Кириенко. Это тот случай, когда тенденции будут задавать логику управления, а не управленец формировать тенденции.

Уход архитектора обновленной политсистемы Вячеслава Володина на пост спикера Госдумы и приход на его место главы госкорпорации «Росатом» Сергея Кириенко — одно из самых заметных кадровых решений Владимира Путина последних лет. Оно кажется нелогичным и непрозрачным, что дает экспертам широкое пространство для анализа сигналов, тайных смыслов, скрытых намеков, заложенных новых трендов и потенциальных новых сбоев. Ведь не все, что подразумевается, в итоге реализуется так, как изначально планировалось.

Чтобы лучше понять эту перестановку, стоит для начала обратиться к тенденциям последних четырех лет во внутренней политике: именно они во многом и объясняют нынешние кадровые решения президента в сфере внутренней политики.

От либерализации к консервации

Сразу после протестов 2011–2012 годов российская политическая система получила сильнейший импульс реформирования. Вернули прямые выборы губернаторов, мажоритарные выборы половины депутатов Думы, либерализировали партийное законодательство. Число участников политической жизни резко увеличилось, в легитимное поле вернулась внесистемная оппозиция. С этой ставкой на открытость и конкуренцию было принято связывать новую стилистику преемника Владислава Суркова Вячеслава Володина.

Но плюрализацию очень быстро стали сворачивать: прямые выборы губернаторов ограничили муниципальным фильтром, фактически не дававшим выдвинуть реально оппозиционных кандидатов. Число политических партий быстро стабилизировалось, из более чем 70 партий в думских выборах приняли участие всего 14, а реальных, живых сил среди них было еще меньше. Настоящей плюрализации партийного пространства так и не произошло, а сегодня уже обсуждается вопрос об ужесточении законодательства. После очень условной либерализации произошла контрреформа.

Не сработала на плюрализацию и пропорциональная система, которая дала в итоге полностью партийную Думу: двое из троих одномандатников, не принадлежащих к парламентским партиям, были единороссами, третий тоже за Путина.

Нам кажется, что власть перестаралась, а Кремлю, вероятно, кажется иначе: система пришла к равновесию, которое теперь и нужно поддерживать. Это означает, что опыт плюрализации себя исчерпал, проведена успешная коррекция и теперь пришло время для консервации сложившейся системы. К этому добавим общий консервативный тренд во внутренней политике: признание «иностранным агентом» Левада-центра, новые ограничения на политическую деятельность, усиление спецслужб.

Консервация означает, что перемены больше не востребованы. В кадровой политике это ведет к тому, что условных строителей внутриполитической машины (Сурков, Володин) теперь заменяют на водителей — тех, кому предстоит управлять уже сложившейся конфигурацией, не меняя ее фундаментальных основ. Именно эту роль и будет выполнять Сергей Кириенко.

За внесистемной оппозицией сохранится ее маргинальная роль, системных правых в том или ином виде Кремль может поддержать (если, конечно, у них самих получится), ставка будет делаться на каркас из «Единой России». Проект ОНФ останется условно полезным рудиментом, как и уже никому не нужная Общественная палата Суркова.

При этом если Володин предпочитал отстаивать свою позицию вопреки мнению оппонентов (например, силовиков и губернаторов), то Кириенко будет скорее гармонизировать интересы. И не стоит удивляться, если при нем возобновится игра в правую партию (но не реформаторов, а дирижистов), а силовики пойдут в публичную политику. Это и есть гибрид реформатора с охранителем.

Увядание внутренней политики

В последние годы очень много говорилось о том, что в условиях геополитического кризиса, возвращения Крыма и операции в Сирии президент Путин перестал заниматься внутрироссийскими вопросами. Это касается не только экономики. Во внутренней политике происходит заметное сужение функционала гражданских кураторов и перераспределение сфер влияния в пользу других игроков.

Расширяется роль силовиков в партии власти (Сергей Шойгу, Борис Грызлов, Андрей Воробьев), появляются партийные проекты, отражающие внутриэлитные дискуссии о стратегии развития страны, но в обход управления внутренней политики (Партия роста). ФСБ решает, как расколоть ПАРНАС, активно вмешивается в партийное строительство либеральной оппозиции, лоббирует статус «иностранного агента» для Левада-центра. Глава Росгвардии Виктор Золотов дает Путину советы, как решать судьбу РБК. ФСБ снимает и сажает губернаторов, к которым не было вопросов у Управления по внутренней политике и ОНФ. Внутренней политикой занялись те, кто ранее занимался вопросами безопасности, потому что грань между внутренней политикой и безопасностью практически исчезла.

Это выдавило внутриполитический функционал из президентской администрации в стены нижней палаты парламента: партия власти, три младших партнера (КПРФ, ЛДПР и «СР») и три одномандатника — лидер «Гражданской платформы» Шайхутдинов, «независимый» единоросс Борис Резник и лидер «Родины», тоже единоросс Александр Журавлев. Это и есть то самое ядро внутренней политики, оберегать которое поручено новому спикеру Володину. Атомный куратор, ядерный спикер. Он больше не сможет решать вопросы по «Яблоку» и Партии роста, готовить решения по губернаторам, курировать общественные проекты. Для этого теперь есть совсем другой человек. Те, кто говорит, что Володин приумножит свое влияние в стенах Госдумы, скорее всего, принимают желаемое за действительное. Но есть тут все же своя интрига.

Политизация Думы — политизация спикера

Госдума начинает приобретать несвойственную ей раньше субъектность. До 2012 года шла постепенная деполитизация Госдумы. «Парламент не место для дискуссий», — говорил нам Борис Грызлов. После 2012 года происходит переворот, и Дума медленно, но верно начинает обретать свой голос: депутаты больше не штампуют законы, спускаемые Кремлем, они сами их «пишут» (проявляют инициативу), парламентарии стали самыми активными охранителями режима, соавторами внешнеполитической риторики МИДа. Это именно уходящая сегодня Дума пересмотрела все решения президента Медведева вопреки позиции премьера Медведева, вопреки его лидерству в партии власти.

Субъектность в новых условиях вовсе не означает автономии или самостоятельности. Теперь это персональный ресурс президента, гарант политического консенсуса системного поля, защитник режима и страж политического порядка. И именно такой Думе Кремль может позволить выражать себя, проявлять себя, выступать, предлагать и фиксировать позиции. Новая Дума может стать идеологическим обрамлением и вместе с этим — кадровым ресурсом, из которого Кремль будет черпать своих патриотических управленцев.

Вот здесь-то и раскрывается новый политический потенциал Володина. Дума как кадровый ресурс, Дума как субъект законодательной инициативы (пускай иногда за этим скрываются госкорпорации или спецслужбы), Дума как точка соприкосновения власти и общества.

Пост спикера Госдумы в политическом плане можно сравнить с постом секретаря Совета безопасности в том смысле, что институционально возможности этих чиновников могут быть очень гибкими. Переход на такую должность может быть и понижением (Игорь Иванов в Совбез в 2004 году), и почетной отставкой (Сергей Нарышкин), и плацдармом для дальнейшей карьеры (Сергей Иванов), и самостоятельной влиятельной площадкой (Николай Патрушев). Подобные должности со статусом, но без четкого политико-аппаратного инструментария во многом наполняются политическим содержанием в зависимости от того, кто их занимает. Поэтому у Володина сейчас есть серьезный потенциал и политический ресурс, который можно попытаться адаптировать к новой роли.

Вниз по вертикали

Почти 15 лет эксперты в один голос говорили, что режим Владимира Путина носит персоналистский характер. Ручное управление, разрушение институтов, постоянное личное вмешательство главы государства даже в мелкие вопросы, фактический паралич других органов власти. Политическая воля Путина стала главной движущей силой государства. Но на протяжении последних двух лет это уже не совсем так.

Концентрация президента на внешней политике не могла не сказаться на стиле управления. Пока президент воюет, в России начинают выстраиваться институты управления: корявые, нелогичные, вне базовых конституционных порядков, но все же институты. Парализованное безволием правительство вдруг начал подменять собой Совет безопасности, где на повестке оказывается не только тема самой безопасности, но и экономики, торговли, финансовой системы. Если завтра Путин вынесет на Совбез приватизацию «Башнефти», это уже мало кого удивит.

Субъектность приобрел ЦИК: Элла Памфилова отменяет выборы, увольняет избиркомы, спорит с губернаторами, мешает снимать с выборов оппозицию. Вот теперь и в Госдуме влиятельный Вячеслав Володин поднимает роль и статус российских парламентариев. Если раньше практиковалось внешнее управление, то сейчас управленческий механизм встраивается внутрь. Вероятно, те же тенденции ждут и партию власти: нельзя исключать, что постепенно ее инструментальная, механическая роль будет замещаться большей инициативностью и субъектностью. Но не следует путать это с получением свободы. Это право вступить в борьбу за защиту стабильности путинского режима, на путь его консервации и стабилизации.

Тут можно заметить логическое противоречие. С одной стороны, Путин начал замещать своих близких соратников на фигуры более технические. Это наблюдается в Администрации президента, ФСО, ФСБ, ФТС, РЖД. С другой стороны, востребованы яркие фигуры, которых трудно назвать исполнителями: Памфилова, Володин; заметной стала роль Николая Патрушева, Сергея Шойгу.

Противоречие легко разрешается: критично значимые посты, от которых зависит судьба вертикали, замещаются молодыми, комфортными, не всегда опытными исполнителями. А вот декоративные институты получают новую субъектность за счет политических назначенцев. Осторожное сползание политической субъектности сверху вертикали на более низкие этажи — особенность текущего момента. Назначение выходцев из ФСО губернаторами — тоже часть этого процесса. Так и Госдума в рамках этого тренда может превращаться из декорации в институционального охранителя.

Who is Mr. Кириенко?

Но если из Администрации президента выводятся тяжеловесы, то Кириенко в этой ситуации политический назначенец или исполнитель? Кто он сегодня: либерал или фигура нейтральная, реформатор или консерватор, нас ждет оттепель или закручивание гаек?

Можно долго обсуждать степень реформаторства и либерализма Сергея Кириенко, анализировать его уровень влияния во главе «Росатома» на мировоззрение и элитные связи, отношение к Путину и последним политическим трендам. Но вряд ли все это даст нам ясную картину, какова будет роль Кириенко сегодня. Разумнее посмотреть на те его черты и качества, которые точно сейчас актуальны.

Кириенко десятых годов — системный деполитизированный управленец, прекрасно справлявшийся с теми задачами, которое ставило перед ним государство, и всегда остающийся вне политического контекста. Похожий случай — судьба главы ФАС Игоря Артемьева, когда-то яблочника, видной фигуры демократической оппозиции, а на сегодня — институционального помощника правящей элиты в распределении экономических активов в свою пользу.

Можно предположить, что статус обязывает встраиваться. Тогда и нынешний статус куратора внутренней политики, по логике политического развития страны, будет обязывать обеспечивать сохранение сложившейся политической системы. Тот случай, когда тенденции будут задавать логику управления, а не управленец формировать тенденции. Одно из первых заданий Кириенко — ужесточить партийное законодательство. Руками либерала проводить контрреформу — юмор путинской кадровой политики.

В стиле управления российского президента консервативная задача вполне совместима с либеральным менеджером. Реформатор, ассоциирующийся с дефолтом 1998 года; оппозиционер, протянувший Путину руку в декабре 1999 года; эффективный менеджер, но в госкорпорации. В отличие от Анатолия Чубайса Кириенко не заступался за Ходорковского, не заигрывал с Медведевым-президентом, не критиковал опасные политические тенденции, не пытался строить свои партийные проекты с откровенными антипутинцами. На протяжении 11 лет он тихо руководил атомной энергетикой России, регулярно отчитываясь о рекордах и достижениях. Он сблизился с семьей Ковальчук, сработался с Борисом Грызловым (глава набсовета «Росатома» и недавний интересант антиволодинской игры в «ЕР»). А бывший советник Кириенко Любовь Глебова руководит вполне охранительным Россотрудничеством.

Конечно, нельзя в полной мере отбрасывать и вероятность некоторой оттепели — Кириенко был некогда заметной фигурой, ярким реформатором, выраженным либералом. И наверняка это тоже никуда не делось. Но тенденция последних лет — это трансформация и сокращение внутриполитического функционала, выдавливание системных либералов из власти. Все это играет против оптимистичных ожиданий. Против них и широкий опыт того, как режим переваривал демократов: Елена Мизулина и Ирина Яровая, Игорь Артемьев и Элла Памфилова, Владимир Лукин и Михаил Федоров. Кто-то перевоплотился в яростного охранителя, кто-то — в тихого исполнителя или робкого возразителя, придворного демократа.

На сегодня бесспорны две вещи: российская власть движется в сторону от демократизации и не терпит реформаторов, если этим реформатором не является сам президент. Приход Кириенко означает только одно — внутренняя политика становится компактной и механической, а управление ею — корпоративным и шаблонным (конец политического творчества). И либеральный имидж куратора здесь лишь попытка подсластить пилюлю той части общества, что еще надеется на разворот страны в сторону прогресса и модернизации.