Александр Гельевич Дугин — российский политолог, философ и идеолог евразийского движения, чьи идеи на сегодняшний день являются наиболее влиятельной идеологией в Российской Федерации. Именно благодаря ему геополитика, в рамках которой он развивает свою евразийскую теорию, приобрела реноме не только в российских университетах, но и в среде правящей элиты, российских националистов и в военных кругах. Евразийская теория Дугина может стать ключом к пониманию ситуации, в которой находится Российская Федерация. В своих планах о будущем устройстве мира эта теория отводит большую роль Европе и раскрывает то, каким образом Россия ее рассматривает, и каковы российские намерения относительно Европы в свете державных амбиций РФ.

Александр Дугин родился 7 января 1962 года в Москве. Его отец был офицером Генштаба Вооруженных сил СССР, а мать — врачом. В молодости Дугин был против советского режима и интересовался философией и идейными течениями за пределами официальной идеологии. Обучение в Московском авиационном институте он не завершил, а впоследствии окончил заочное отделение Новочеркасского инженерно-мелиоративного института.

Еще во время учебы (в 1980 году) он стал членом мистического объединения «Черный орден СС». В 1988 году он вступил в национал-большевистское движение «Память», откуда его исключили из-за идейных разногласий с руководством движения.

Сам Дугин считает своими вдохновляющими источниками прежде всего таких авторов, относящихся к идейному течению культурного пессимизма, как Фридрих Ницше, Освальд Шпенглер, Мартин Хайдеггер, политический теоретик Карл Шмидт, а также близких к ним традиционалистов Рене Генона и Юлиуса Эвола и оккультных авторов. В своих работах он ссылается как на правых, так и на левых авторов, и примечательно, что часто это авторы, которых разделяет целый политический спектр. Дугин подчеркивает, что неважно, изучает он Сталина или нацистского оккультиста Вирта, он выбирает нужное из всего идейного спектра и не ощущает себя сторонником ни одного из них.

Именно благодаря широте своего охвата Дугин сумел привлечь внимание как бывших советских идеологов, так и тех, кто ищет новый образ России. Сам Дугин самоуверенно заявил, что «интеллектуально оплодотворил почти всю политологическую элиту в России». На Западе его долгое время отвергали, но с ростом антиамериканских и антисоюзных настроений он начинает обретать сторонников и здесь — как среди правых, так и среди левых.

Свои радикальные воззрения, характерные для периода существования СССР, Дугин прагматично оставил после распада советской империи и сначала стал советником чиновников, а потом и авторитетным академиком. Он также прославился своим позитивным отношением к Владимиру Путину, хотя западные СМИ упрощенно смотрят на него как на путинского придворного идеолога. Правда в том, что между Путиным и Дугиным существует большая симпатия, но во многих отношениях есть и идейные противоречия. Однако нельзя не заметить, что со временем политика Путина меняется так же, как и воззрения Дугина, и позиции этих двух влиятельных людей сближаются.

По-своему это логично. Из-за политико-экономической изоляции, в которой Россия оказалась в последние годы, ей нужно было найти новое направление, и идеология евразийства Дугина предложила выход, который де-факто дает новый импульс российскому империализму. Он привлекателен как для путинской правящей партии «Единая Россия», так и для военных кругов, которые так и не смирились с потерей своего социального статуса после распада СССР и последовавшего периода разоружения. Российское население, традиционно настроенное очень националистически, а, кроме того, разочарованное утратой значимости России и ее общим упадком, тоже по большей части симпатизирует идеям Дугина.

Говорить о Дугине как о философе может быть ошибкой. Дугин — электрик, черпающий данные из разных (зачастую несовместимых) направлений, включая оккультизм, и по своим высказываниям и виду, скорее, приближающийся к традиции русского мистицизма, где правда открывается, а не завоевывается критическим философским мышлением (которое, к сожалению, давно покидает и западную цивилизацию — как минимум со времен Иммануила Канта). Кроме того, Дугин — не только теоретик, но и активист, который помогает реализовывать свои теории посредством Евразийского союза молодежи. Эта организация, в частности, выступала в связи с конфликтом на Украине и критиковала Путина за слишком «мягкую» позицию в украинском кризисе. Неоконсерватор Роман Йох в своей критике четвертой политической теории метко называет Дугина Распутиным нового времени.

Согласно геополитической теории Дугина, мир политически биполярен: одна сторона — это евразийские континентальные державы, тяготеющие к авторитарным режимам, а вторая — атлантические державы, представленные США и Великобританией с либерально-демократическим устройством. Их сосуществование, по его словам, исключено. Лидирующую роль в Евразии Дугин приписывает, понятно, России, а целью геополитики определяет реставрацию ее державной позиции.

Евразийство Дугин понимает как альтернативу растущей глобализации, посредством которой атлантические державы продвигают свою модель существования в отличных культурах и тем самым ослабляют их, укрепляя свою собственную мировую гегемонию. Именно в анализе упадка Запада Дугину удается быть очень метким и обличительным.

Евразийская Империя Дугина (к которой ведет российская геополитика) представлена как супернациональное образование с централизованной стратегией, но культурно и экономически децентрализованное таким образом, чтобы бок о бок могли существовать различные народы и культуры. В этой части Дугин многое берет из практики российского мультикультурализма, у которого, кроме названия, мало что общего с воспринимаемым сегодня негативно неомарксистским мультикультурализмом Запада. Первейшей задачей президента Путина является сохранить целостность Российской Федерации, где бок о бок проживают православные русские и мусульмане. После опыта с чеченскими сепаратистами Россия поддерживает мусульманских шиитов, которые более лояльны, чем экстремистские сунниты, и с перспективы прошедших лет эту политическую позицию можно оценивать как успешную. В российской армии появились специализированные подразделения шиитских солдат, которые сыграли ключевую роль в успешной борьбе с чеченскими сепаратистами. Ситуацию в определенной мере упрощает и то, что православие, так же как ислам, не секуляризировано, поэтому авторитарный метод правления присущ обеим культурам.

В будущем Дугин предрекает столкновение внутри евроатлантического альянса, его последующий раскол и объединение Германии с Россией. Для государств Центральной Европы в прогнозах Дугина места нет. Часть из них будет присоединена к Германии, а остальная — к России. В этой части теории Дугина как будто оживает бывший член мистического «Черного ордена СС», к которому принадлежал якобы и Рейнхард Гейдрих, который, вероятно, со многим бы согласился во взглядах Дугина на Центральную Европу. Нельзя не заметить, что здесь снова оживает исторический контекст — а именно период первой фазы Второй мировой войны перед нападением нацистской Германии на большевистскую Россию, когда две тоталитарные державы по взаимному согласию делили Европу.

Влияние интеллектуального фашизма и традиционализма отражается и на других прогнозах Дугина относительно Империи: милитаризм и культ смерти, война как средство сплочения народа. В своем самом амбициозном труде, «Четвертой политической теории», Дугин заявляет о преодолении модерна и трех его идеологий: либерализма, коммунизма и фашизма. Он отвергает не только материализм, но и демократию, гражданское общество, отрицает линейность времени, а с ней и идею эволюции как линейного развития к более совершенному обществу.

Центральной темой в его понимании общества является отношение человека к смерти. Людям, которые осмеливаются смотреть смерти в глаза, он отдает наивысшее место в иерархии Империи в отличие от тех, кто бежит от смерти (а эту позицию он отождествляет с «изнеженным» Западом). Новое общество, попирающее классовое деление на основе собственности, будет иметь иерархию, базирующуюся на человеческих качествах, измеряемых как раз отношением к смерти. Особенное место занимает каста воинов: по Дугину, править будут «смелые философы и воины». В случае сына бывшего советского офицера подобная идея не удивляет. В этом обществе собственностью пренебрегают. Сам автор обобщил свое видение нового общественного порядка типичным для себя афористичным образом: «То, что придет на смену капитализму, и что мы должны создать, это новое средневековье».

Когда Дугин попрекает Запад ввиду того, что тот не понимает Россию, так же успешно Дугину можно возразить, что он сам не понимает Запад, и это невзирая на сонм уважаемых западных авторов, на которых он ссылается. Нельзя не отметить, что местами очень интересный взгляд Дугина на западную традицию с точки зрения русского интеллектуала имеет и свои ограничения, ведь в ней он выбирает прежде всего то, что созвучно с его собственными воззрениями.

Карел Гавличек Боровский после своего посещения России написал, что между царской властью и ее подданными нет никакого права или высшей морали. Российский народ, по словам Боровского, живет с постоянным ощущением униженности, которое впоследствии он компенсирует, создавая мифологию об избранном народе и питаясь мечтой о мировом господстве. Ничего из этого теория Дугина не отражает, поэтому есть основания спросить, не поддался ли автор тому самому русскому мессианству, которое вместо обещанного рая в итоге создало ад. Вопросом также остается то, как теорию воспринимают сторонники Дугина из военных кругов и политической элиты, прежде всего речь о Владимире Путине. Ведь, в конце концов, из русской истории, частью которой на протяжении некоторого времени против своей воли были и мы, нам слишком хорошо известно, что марксистско-ленинская теория, провозглашающая освобождение пролетариата, в итоге ввергла пролетариат в еще большую нищету. Впоследствии сталинская Россия объявила себя защитником всего мирового пролетариата и под этим лицемерным предлогом начала воплощать в жизнь давние российские имперские мечты. Российский «социализм» фактически превратился в самодержавие с кое-как нанесенным идеологическим налетом.

И опять-таки Карел Гавличек Боровский задолго до этого предупреждал, что Россию нужно очень опасаться, если она решит «спасать» мир. Государство, которое не знает секуляризации, не может держаться в отношении других культур на необходимом расстоянии, без которого невозможно взаимопонимание и терпимость. С тупой убежденностью Россия предполагает, что всех нужно обязательно отождествить с «единственной и вечной» правдой. Она разделяет мир на тех, кто безусловно признает эту правду, и на «ошибающихся», кого нужно уничтожить или «спасти» и перевоспитать. Западная культура была и есть уже в самых своих тысячелетних основах культурой мультикультурной, и я не имею в виду марксистский мультикультурализм (который, напротив, совершенно «антимультикультурен», и за его ненавистной риторикой скрывается деструктивное движение подлецов всех мастей, узурпирующих выгоды для избранного меньшинства). Отделив когда-то религию от политики, мы научились не поддаваться единственному мнению — согласно принципу «Я не понимаю твою веру, но как гражданин ты мой партнер». Этого в российском менталитете нет, и это сказывается на всем обществе.

Демократия невозможна без демократов, ее нельзя насадить «сверху» (чешская демократия тому пример), и российский народ, на протяжении столетий живший в условиях рабства и унижения, демонстрирует устойчивую тенденцию скатываться в по сути такое же авторитарное и безжалостное устройство, каким в свое время был царизм.

В теории Дугина много противоречий. Думаю, эта теория не синтез разных направлений на качественно более высоком уровне, преодолевающем ее противоречия, а собрание различных, порой неясных или взаимоисключающих позиций. Необходимо разделять целостную философию и просто увлекательное чтиво. Так что вопросом остается, что такое евразийская теория Дугина: новая философия или, скорее, реинкарнация печально известных имперских, восточно-деспотических атавизмов с новым идеологическим налетом. Как следует из выше изложенного, пока все указывает на второй вариант.