17 сентября 1939 года в 3 часа ночи первый заместитель народного комиссара иностранных дел СССР Владимир Потемкин вручил специально вызванному по этому случаю ошеломленному послу Польши Вацлаву Гжибовскому (Wacław Grzybowski) дипломатическую ноту, в которой говорилось о распаде польского государства, бегстве польского правительства и следующей из этого необходимости защитить жизнь и имущество украинцев и белорусов, живущих в восточных частях нашей страны, а также охранить поляков от войны. Польши больше не существует, значит, все заключенные с ней договоры утратили силу, решили в Советском Союзе. Это означало войну. Посол отказался принимать ноту, но это не имело значения, ведь советские войска уже входили на польские земли.

Эта атака стала следствием событий 23 августа 1939 года, когда министры иностранных дел Третьего рейха и СССР, Риббентроп и Молотов, подписали договор о ненападении, а также дополнительный секретный протокол, в котором Польшу поделили по линии Нарева, Писы, Вислы и Сана между СССР и Германией. Примечательно, что судя по дипломатической корреспонденции посольства США, в Вашингтоне ознакомились с содержанием договора и дополнительного протокола уже 24 августа. Знали о нем также французы и англичане. При этом для польских войск нападение с востока стало такой же неожиданностью, как и нота для посла.

Первые живые щиты

Маршал Эдвард Рыдз-Смиглы (Edward Rydz-Śmigły), который находился в тот день в Коломые, отдал известный приказ не вступать в бой с советскими войсками и оказывать сопротивление только в том случае, если они нападают на польские подразделения. Однако без столкновений не обошлось. 18-19 сентября шли бои за Вильно, 20-21 — за Гродно. Города защищали только небольшие гарнизонные батальоны и добровольцы. При помощи бутылок с зажигательной смесью и противотанковых пушек им удалось уничтожить несколько советских танков, не позволив противнику занять город сразу же. Тогда россияне использовали в качестве щита, прикрывавшего наступление танковых войск, мирных жителей и пленных. Этот метод использовали позже немцы по время Варшавского восстания.

Три дня (17-20 сентября) Корпус охраны пограничья защищал укрепрайон «Сарны». 29-30 сентября под командованием генерала Вильгельма Орлика-Рюкеманна (Wilhelm Orlik-Rückemann) эти подразделения разбили советскую 52-ю стрелковую дивизию в битве под Шацком, но уже 1 октября в бое под Вытычным им пришлось рассредоточиться. Лишь небольшой группе удалось позже присоединиться к Отдельной оперативной группе «Полесье». Она под командованием генерала Франчишека Клееберга (Franciszek Kleeberg) 29-30 сентября вступила в бой и разбила советские силы под Милянувом и у деревни Яблонь. Разумеется, польские войска значительно уступали по силе противнику и не могли остановить россиян. По подсчетам историков, Красная армия взяла в плен 250 тысяч военных, в том числе 18 тысяч офицеров. Около 7 тысяч польских солдат погибли уже в плену. Непосредственно в боях пали примерно 3 тысячи человек, 10 тысяч получили ранения.

22 сентября в Бресте комбриг Семен Кривошеин и немецкий генерал Хайнц Гудериан (Heinz Guderian) совместно принимали парад немецких и советских сил, устроенный по поводу передачи города вермахтом Красной армии. Чуть меньше недели спустя, 28 сентября, СССР и Третий рейх подписали Договор о дружбе и границе, который называют «вторым пактом Молотова-Риббентропа». В нем окончательно закреплялся раздел Польши и корректировались прежние договоренности относительно советско-немецкой границы. Половина нашей страны оказалась под советской оккупацией. В официальной пропаганде это нападение называлось «защитой» восточных районов Польши, населенных преимущественно белорусами и украинцами, которых добрый дядюшка Сталин хотел защитить от немцев. О том, как далеко простирались щупальца этого союзника Гитлера, и какие преступления совершали советские силы на захваченных территориях, очень долго нельзя было даже упоминать. Между тем преступлений этих было ничуть не меньше, чем тех, которые совершали немцы, а, возможно, и больше.

Связать и закидать гранатами

Как рассказывают историки, в сентябре 1939 года палачи из рядов Красной армии убили на захваченных территориях примерно 2 500 польских военных и полицейских (примерно столько же человек, сколько погибло в боях), а также несколько сотен мирных жителей. Советские командиры прямо призывали местное население к насилию, например, командующий Украинским фронтом в одном из обращений написал: «любым оружием, косами, вилами и топорами бейте ваших извечных врагов — польских панов». Обрадованные освобождением представители национальных меньшинств, жившие в этих районах, откликнулись на призыв.

Жуткие вещи происходили, например, на Украине, где уже бесчинствовали отряды националистов (подробнее об этом я пишу в сентябрьском номере журнала «Заказана история»). Самые страшные преступления россияне совершили в тот период в Рогатине, где они устроили резню польских военных и мирных жителей, а также в Гродно, Новогрудке, Сарнах, Тернополе, Волковыске, Ошмянах, Свислочи, Молодечно и Коссове-Полесском.

В окрестностях Сарн советские войска расстреляли целую роту взятых в плен бойцов Корпуса охраны пограничья: 280 солдат и офицеров. Ужасные события разыгрались в Ходорове, Золочеве и Стрые. Красноармейцы мстили полякам за сопротивление, которое они оказали в Гродно, и расстреливали сдающихся в плен. По рассказам некоторых очевидцев, в городе польских пленных связывали и тащили за танками по мостовой.

Другой пример: в ночь с 26 на 27 сентября Красная армия вошла в Немирувек, где находилось подразделение юнкеров. На них напали, пока они спали, связали колючей проволокой и забросали гранатами. Офицеров, принимавших участие в обороне Львова, вывезли в лагерь в Старобельске, позже большинство из них сотрудники НКВД расстреляли в Харькове и похоронили в рвах у села Пятихатки. Львовских полицейских расстреляли из пулеметов на шоссе, ведущем в Винники. Другие офицеры погибли в Катыни и Медном. Могилы многих других до сих пор найти не удалось.

Руки, завязанные проволокой

Особую, кровавую страницу истории этого нападения написал НКВД и соседи поляков (часто еврейского происхождения). Сотрудники Народного комиссариата внутренних дел, следовавшие с Красной армией, приступили к арестам (или сразу же к казням) представителей локальных элит, пользуясь списками неугодных лиц, заранее подготовленными при помощи местных коммунистических агентов и боевых группировок. Разумеется, россияне не мешали местным коммунистам убивать. Бывало даже так, что поляков начинали истреблять до прихода красноармейцев. Так произошло, например, 18 сентября 1939 года в Малой Берестовице. В тот день жившие в этом селе белорусы и евреи жестоко расправились с 50 поляками, в том числе убив графа Антония Волковысского, его жену, шурина, а также главу, секретаря и бухгалтера волости, а также местных учителей. Жертвой убийц пал даже почтальон. «Операцией» руководил торговец Зуско Айзик (позднее со своими людьми он создал одну из самых жестоких банд, нападавших на поляков в окрестностях Гродно). В ночь с 17 на 18 сентября палачи с повязками, на которых были изображены красные звезды, вывели людей из домов. С Волковысскими обращались особенно жестоко: им связали руки проволокой, заставили есть известь, смотря, как они корчатся от боли, а потом закопали живьем.

Это была «прелюдия» к бесчисленным преступлениям против поляков, совершавшимся исключительно на национальной почве. Что особенно важно, преступление в Берестовице было совершено до появления там Красной армии, так что белорусов и евреев не заставляли его совершать, они действовали по собственной инициативе, «расчищая путь» приближающимся «освободителям», а одновременно показывая полякам, от кого будет теперь зависеть их жизнь.

Дальше было еще хуже. Россияне вывезли сотни тысяч поляков в Сибирь или вглубь СССР. Десятки тысяч человек остались там навсегда в безымянных могилах. Прежде чем два бешеных зверя, черный с Запада и красный с Востока, сцепились друг с другом, в качестве союзников они дружно убивали поляков. Мир это не волновало, как, впрочем, не волнует и сейчас. Самого верного союзника Гитлера считают сейчас освободителем Европы, а о его преступлениях 1939 года никто не хочет сегодня помнить. Между тем их последствия мы ощущаем до сих пор и будем ощущать в следующие столетия.