Шолльбрунн — идиллическое местечко в Оденвальде. Внизу, в долине, течет, извиваясь, Неккар, уходя к Гейдельбергу. Наверху раскинулось лоскутное одеяло сельскохозяйственных полей и лугов. Здесь Штефан Дюрр (Stefan Dürr) когда-то впервые погладил корову. Это было в 1960-е на крестьянском дворе его деда, и был он тогда маленьким мальчиком.

Лиски — город на юге России. До Москвы отсюда девять часов поездом. Через долину течет Дон навстречу Азовскому морю. Почва здесь черная и плодородная. На бескрайних полях растут кукуруза, рапс и соя. Здесь Штефан Дюрр владеет более чем 100 тысячами коров молочных пород. Он — самый крупный землевладелец в округе.

Карьера Штефана Дюрра уникальна для немецкого сельского хозяйства. Но было бы неверно называть его историю исключительно историей успеха — для этого попросту слишком сложны отношения, царящие в России. Тому, кто хочет добиться успеха в бизнесе, лучше не ссориться и не шутить с власть имущими. Насколько много людей восхищаются смелостью и решительностью Дюрра, настолько же много найдется критиков, ведь он давно поддерживает авторитарного президента Владимира Путина.

Мы встретились со Штефаном Дюрром неподалеку от старого крестьянского двора его деда. Это случилось во время одной из его поездок в Германию. Будучи практикантом Крестьянского союза, он когда-то отправился на восток. Было это в 1989 году. Тогда еще существовал СССР, а Штефан Дюрр учился в университете Байройта на геоэколога. Сейчас у него российский паспорт, русская жена, а еще он принял православие. За успехи в деле налаживания германо-российской дружбы он награжден Крестом за заслуги перед Федеративной Республикой Германия.

FAZ: Господин Дюрр, насколько нужно быть неразборчивым человеком, чтобы, как вы, заниматься бизнесом в стране, чей президент не чурается покушений на оппозиционеров с применением отравляющих веществ?

Штефан Дюрр: Вы имеете в виду Алексея Навального. Я в связи с этим задаюсь вопросом: зачем президенту понадобилось травить его? Из-за этого у него одни лишь проблемы с Западом. Навальный в любом случае никогда не смог бы стать президентом без поддержки Путина.

Кстати, многие оппозиционеры, с которыми я дружу, говорят: «Лучше Путин, чем Навальный». Навального они считают националистом. Если бы Кремль все-таки был связан с этим делом, Навального не отравили бы «чуть-чуть», так, что всего через два дня его уже можно было вывезти из России. Вот почему доводы разума говорят против этой версии.

— Правительство Германии уверено, что лишь государственные органы имели доступ к отравляющему веществу «Новичок», с помощью которого было совершено покушение на Навального. На чем основывается ваше несокрушимое доверие к Владимиру Путину?

— Не поймите меня превратно: в России есть огромная проблема. Пропасть между богатыми и бедными людьми постоянно растет. Но прежде чем Путин стал президентом, в стране царил хаос. А он без большого кровопролития сумел навести порядок. Взять хотя бы олигархов, которым пришлось перестать вмешиваться в политику и начать платить налоги. Одно это уже было большое дело. Но ради этой стабильности пришлось пожертвовать чем-то другим.

— Вы считаете, что ради этого можно отказаться от демократии, прав человека и свободы слова?

— Я от всего сердца демократ. Но для демократии нужны соответствующие «рамочные условия». Все верно: на российские выборы сильно влияет тот факт, что по телевидению показывают почти исключительно Путина и его партию. В Германии такое было бы немыслимо, но в России я бы не стал это демонизировать. Для появления по-настоящему свободных СМИ обстановка пока еще неподходящая. России нужен кто-то, кто пользуется уважением и говорит, где и что делать. В противном случае на следующих выборах победят либо крайне левые, либо крайне правые силы. И это была бы катастрофа, которой Запад тоже не обрадовался бы.

— Почему вы так в этом уверены?

— Я вам приведу в пример мой собственный холдинг. Тут каждое отдельное предприятие должно вносить свой вклад в «центр». Раньше размер взноса зависел от прибыли. Но это било по тем, кто работает эффективно. Я же вместо этого хотел ввести систему, при которой каждое предприятие несло бы нагрузку в соответствии с собственными обстоятельствами: там, где почва наиболее плодородна, взнос должен быть больше, чем в других местах. В Германии меня за это наверняка похвалили бы. Но у нас это привело к тому, что разгорелся спор, что такое «хорошие» площади, а что такое «плохие». Работа остановилась, и все остались недовольны.

— Вы нашли решение?

— Я послушался заместителя. Он посоветовал просто объявить, кто и сколько должен платить. Мы за 20 минут составили список и огласили его на телеконференции. И все согласились.

Похоже, дела у Штефана Дюрра опять идут хорошо. Это отчасти связано и с тем, что сельское хозяйство пользуется в России особой поддержкой, после того как Запад в связи с конфликтом на Украине ввел санкции против России, на которые Путин ответил запретом на импорт сельскохозяйственной продукции. Из-за этого цены на многие продукты питания выросли, а качество их упало. Сельскохозяйственные предприятия получают инвестиционную поддержку и налоговые льготы — Россия должна быть в состоянии самостоятельно обеспечить себя продуктами питания.

Компания Дюрра «Эконива» дает работу примерно 14 тысячам человек, производит около 2 миллионов литров молока в день и обрабатывает сельхозугодья площадью почти 600 тысяч гектаров, что вдвое превышает площадь федеральной земли Саар. Массовых протестов по примеру Германии, где многие фермеры сегодня ощущают, будто политики бросили их на произвол судьбы, в России не было и нет. Но здесь также практически нет и семейных предприятий, а весь рынок принадлежит крупным концернам, в число которых входит и «Эконива».

Российская стратегия гласит: когда будут удовлетворены потребности внутреннего рынка, должно начаться освоение рынка экспортного — китайского, корейского, индонезийского… Штефан Дюрр, уже сейчас являющийся крупнейшим производителем молока в Европе, готов к этому.

— Вы владеете поголовьем в 100 с лишним тысяч коров. Эта цифра еще вырастет?

— Я не против дальнейшего роста и буду рад, если однажды у нас будет 200 тысяч голов, причем, возможно, не только в России, но и в других странах.

— Коровники у вас также продолжают расти в размерах?

— Нет, тут есть определенные границы. В Америке существуют коровники на 20 тысяч голов, но у меня такого точно не будет. Наше крупнейшее предприятие насчитывает 6 тысяч голов. Его руководитель считает эту цифру эффективной. Мне же кажется, что и это уже чересчур. Расстояния очень велики, нужно постоянно поставлять корма и вывозить навоз. И когда поголовье достигает 3,5 тысяч, рост эффективности предприятия прекращается. Что касается производительности, три наших крупнейших предприятия находятся по этому показателю в нижней трети.

— Россию по сравнению с Германией можно назвать раем для сельхозпроизводителей?

— Ситуация здесь в любом случае лучше, чем в Германии. У немецких аграриев нет никаких шансов, если они не будут постоянно думать о повышении производительности и удешевлении производства. Нас этому учили в 1980-е годы на курсе MBA по сельскому хозяйству. Но чему нас не учили, так это тому, что продукцию нужно еще и продавать, чтобы покупатели получали при этом добавленную стоимость.

В Германии же дело уже не в том, чтобы как можно дешевле насытить людей — они и так давно уже сытые. Правда такова, что никто не умрет от голода, даже если все немецкие аграрии вдруг остановят свою деятельность. Магазинные полки быстро заполнятся импортными товарами, и всего через четыре недели ни один потребитель ничего не заметит. Даже свежее молоко можно импортировать из Польши.

— Есть ли выход?

— Тут дело в том, что людям нужно дать почувствовать кусочек родины, с которой они бы себя отождествляли, потому что если у животных все хорошо — значит, проблем с экологией нет. За это они готовы платить больше.

— В России это тоже получается?

— С нашим биомолоком дела, к сожалению, обстоят намного хуже, чем мы надеялись. В настоящий момент это самая большая проблема компании. У нас сейчас в соответствии с биологическим стандартом есть 15 тысяч гектаров и 6 тысяч коров. Литр молока мы продаем по 75 рублей (около 80 центов). Супермаркеты продают биомолоко по 120 рублей за литр, причем оно считается довольно специфичным товаром «для богатых». Но мне это не нравится, и мы установили цену на уровне 98 рублей. И все равно продажи идут не слишком хорошо. Сейчас мы совместно с двумя другими производителями разрабатываем большую кампанию по популяризации биомолока. Может быть, тогда дела пойдут получше.

Штефан Дюрр не сразу стал владельцем огромного поголовья коров молочных пород. Все началось с другой германо-российской бизнес-идеи, которая пришла ему в голову ввиду тогдашнего технического отставания российского сельского хозяйства. Стартовым капиталом Дюрра стало наследство, на которое он закупил в Германии подержанные измельчители и запчасти к ним, перевез их в Россию и перепродал с приличной наценкой.

Через шесть лет Дюрр приобрел первый молокозавод на юге России. При этом его поддержал человек из окружения Владимира Путина — тогдашний губернатор. Потом он даже стал крестным отцом Дюрра, когда тот принял православие. Такая дружба дорогого стоит.

И у Дюрра, чей портрет красуется на пакетах с молоком в супермаркетах, на новой родине все идет хорошо. А футбольный клуб из Лисок благодаря спонсорской поддержке Дюрра смог выйти во вторую российскую лигу. Это, конечно, не такой успех, какого добился клуб «Хоффенхайм» благодаря поддержке основателя компании SAP Дитмара Хоппа (Dietmar Hopp). Но Дюрр и Хопп давно знакомы, оба — уроженцы одного региона и почти соседи по деревне Валльдорф. По собственному признанию, производитель молока многому научился, глядя на деятельность производителя ПО.

— Какое поголовье было когда-то у вашего деда в Оденвальде?

— Три или четыре коровы и две лошади, а также 14 гектаров земли. Мы уже тогда жили в Валльдорфе, но по выходным всегда ездили к нему. Я, насколько это было возможно, стал заниматься сельским хозяйством. Когда дед в силу возраста больше не смог работать, я сдал его поля в аренду. Мои родители не хотели заниматься его хозяйством. Я сам был не против, но у меня уже тогда были планы по увеличению сельхозплощадей до 100-150 гектаров, и деятельность должна была бы соответствовать экологическим стандартам. Вот такие романтические мечты были у меня тогда.

— Что стало с хозяйством деда?

— Мы его продали. Правда, теперь я выкупил его обратно. Эта земля сдается в аренду. Сейчас у моего соседа 150 гектаров и 150 коров. Это примерно то, на что я когда-то сам рассчитывал.

— Вы добились бы такого же успеха, если бы остались в Германии?

— Зная то, что я знаю сейчас, определенно добился бы. Но смог ли бы я достичь такого же размаха, как в России? Там я могу позволить себе что-то пробовать, допускать ошибки. Возможности для развития компании там просто огромные. Если подумать, каким я был 30 лет назад, то могу сказать, что в Оденвальде я, скорее всего, потерпел бы крах — просто потому что был слишком неопытен и наивен.

— Вы были настоящим фанатом экологии?

— После окончания школы мы с несколькими друзьями собирались открыть в Вальдорфе местное отделение партии «зеленых». Я должен был стать одним из его членов-основателей. Но потом мне пришлось уехать, чтобы учиться в университете. Так что отделение партии открыли уже без меня.

— Вместо того чтобы стать «зеленым», вы отправились в Россию и разбогатели там. Как началось это приключение в вашей жизни?

— Это произошло в колхозе «50 лет СССР», где было 100-тысячное поголовье свиней. Я там пробыл один месяц. Уже на второй день к нам пришли люди из КГБ и рассказали, что мы, будучи иностранцами, не имеем права делать. Тогда я понял: свиньи — это не мое.

— Позднее у вас еще и появился неприятный опыт общения с государственным аппаратом. Однажды вы стали жертвой шантажа.

— Это было в 2008 году. В наш офис ворвались вооруженные люди в масках и потребовали дань в размере 800 тысяч евро. Но за пару дней до этого меня предупредили о «наезде», так что я был готов к нему. Мы поговорили, и в итоге я заплатил 300 тысяч евро. А потом пожаловался в правительство, и через пару дней мне вернули все деньги — полностью.

— Что это были за вымогатели?

— В нашем районе было несколько одиозных сотрудников в «криминальных экономических кругах». Они часто занимались такими вещами. Позднее их всех отпустили, но несколько человек попали под суд.

Сейчас такие вещи просто немыслимы. Кроме того, сейчас в России уже не приходится пить с кем-то водку, договариваясь о бизнесе. Но тогда главарь, оказавшись в нашем офисе, даже не потрудился надеть маску и стоял совершенно спокойно в своей дизайнерской рубашке и командовал своими людьми. Я потом еще долго хранил его номер в памяти телефона.